Дело Рихарда Зорге

Жестокость Мейзингера, достигшая кульминации во время службы в Польше, вызвала недовольство даже его закаленного и не менее жестокого начальства, и последовавшая в 1941 году полицейская миссия Мейзингера на Дальний Восток была, похоже, своего рода ссылкой.

Новая должность Мейзингера в Японии была создана в соответствии с положениями японо-германского антико-минтерновского соглашения от 1936 года, однако не входила в список дипломатических должностей. На бумаге обязанности ее обладателя были многообразны: тесная связь с японской полицией в борьбе с коммунистической деятельностью, обмен информацией о Коминтерне и советских шпионах, слежка за немцами, изгнанными в Японию и Маньчжурию, а также за всеми немцами на Дальнем Востоке, проведение в жизнь законов о чистоте немецкой расы в германской общине и решение вопросов безопасности в германском посольстве в Токио, включая и политическую благонадежность членов миссии.

На практике у полицейского атташе было не очень много работы. Японские власти не проявляли особого интереса к широкому сотрудничеству и обмену информацией. Слежку и в некоторых случаях разоблачение немцев можно было ограничить или расширить соответственно энергии и характеру самого атташе. Так предшественник Мейзингера, чтобы убить время, в основном занимался украшением посольства для официальных приемов и мероприятий.

Мейзингер прибыл на Дальний Восток без какой-либо специальной подготовки к своему новому назначению, и потому был очень зависим от переводчика посольства Хамеля, поскольку его личные контакты с японскими властями, как и первые месяцы его назначения в Японию, проходили в атмосфере скованности и принужденности, вызванных незнанием языка. Отношения же с послом были вежливы, но холодны, и одним из немногих веселых знакомых Мейзингера оказался знаменитый немецкий журналист Рихард Зорге.

Новый полицейский атташе явно получил от своего начальства в Германии инструкции расследовать деятельность Зорге, однако высокое положение последнего в германском посольстве и немецкой общине в Токио вкупе с сардоническим шармом веселого, шумного компаньона расхолаживали полицейского, отнюдь не способствуя проявлению служебного рвения.

В октябре 1941 года Мейзингер отправился с официальным визитом в Шанхай, но неожиданно был вызван в Токио, когда германское посольство узнало об акции, предпринятой японской полицией против группы Зорге. Ни на одной из стадий следствия они ни словом не дали понять Мейзингеру, полицейскому атташе, прикомандированному для связи с ними, о своих намерениях арестовать некоторых немцев, включая и Макса Клаузена с женой. Они даже не проинформировали посольство, когда аресты уже произошли.

Личный и официальный престиж Мейзингера еще более понизился после того, как все его попытки добиться освобождения Зорге или хотя бы навестить его в тюрьме окончились неудачей, а японские коллеги отказались предоставить ему какую-либо информацию о деле. Пост полицейского атташе германской полиции в Токио оказался как бы абсолютно незначительным, и манера, в которой было проведено расследование дела Зорге, грубо подчеркнула такое положение дел.

Арест Зорге и его помощников вызвал не только замешательство в кругах германского посольства в Токио, но и страх относительно возможной шпионской деятельности других немцев, проживающих на Дальнем Востоке, и последствий этого для японо-германских отношений. Все это подогревало недобрый интерес Мейзингера к деятельности его соотечественников и дало толчок к началу «охоты за ведьмами» с его стороны с тем, чтобы переключить внимание со своих собственных провалов в отношении дела Зорге. Досадные инциденты являлись, по сути дела, оперативным риском, однако несколько второстепенных дел усилили тревогу Мейзингера и должны были привести его к расследованию новых или, по крайней мере, активизации старых «дел», чтобы с помощью серии показательных разоблачений продемонстрировать свою собственную оперативную эффективность.

Первый эпизод в бурной деятельности, развитой Мей-зингером, касался молодого германского студента, учившегося в Токио по обмену, Клауса Ленца, разоблаченного в ноябре 1941 года, когда он пытался подкупить посольского курьера — агента германской военной разведки по совместительству, чтобы попытаться установить подпольный радиопередатчик на территории посольства. Ясно, ради кого была предпринята эта попытка, и Мейзингер договорился, что Ленца силой увезут обратно домой на германском судне, прорвавшем блокаду, которое зашло в японские воды в середине марта и сейчас направлялось в Европу.

Однако предприимчивый молодой человек ухитрился сбежать на берег и провести три вечера у своей любовницы Стеллы Касприк, жены бывшего помощника польского атташе в Токио, и сообщить ей информацию об этом судне.