Дело Рихарда Зорге

А вот «Рейнгольд» был совершенно другим, более вместительным и в целом намного более привлекательным. Это был и ресторан, и бар одновременно, принадлежавший хорошо известному герру Кетелю. На должности официанток подбирались девушки с претензией на интеллигентность. Условия работы и оплаты были весьма неплохими. Среди посетителей встречались и космополитичные японцы, занимавшие самые разные посты в мире бизнеса, и политики, и члены немецкой колонии, и другие европейцы. Здесь, в «Рейнгольде», Зорге, как мы увидим дальше, нашел себе верную и преданную возлюбленную.

Пьянствовавшие в баре «Империал-отеля», в «Рейнгольде» или «Фледермаусе» или в «отелях» на побережье Хом-моки, близ Иокогаты Зорге и его друзья-холостяки стали известны полиции как «балканский клуб».

Вукелич и радист группы «Бернгард» в эту компанию не входили. В то время Вукелич в основном интересовал Зорге как хороший фотограф — и именно он фотографировал копии донесений, которые передавал ему Зорге. Результаты его работы, обычно в виде микрофильмов, потом отправлялись в Москву через редкие встречи с курьерами в Шанхае.

Возможно, поначалу Вукеличу приходилось чаще заниматься подобной работой, чем впоследствии, ибо попытки установить радиосвязь с 4-м Управлением в большинстве своем оказывались неудачными, причем, как обнаружил Зорге, по большей части из-за «трусости Бернгарда».

Устроив себе «крышу» под видом бизнесмена, занимающегося экспортом в Йокохаму, «Бернгард», очевидно, установил два радиопередатчика — один в своем доме в Йокохаме, другой — в токийском доме супругов Вукели-чей. «Бернгард» не переставал жаловаться, что обращение с этими передатчиками затруднено из-за многих технических сложностей. Сложности, конечно, были, нет сомнений. Но ясно также и то, что сам радист испытывал непреходящий страх неожиданного провала и ареста. Уместно будет процитировать здесь отчет, сделанный им после возвращения в Советский Союз в 1935 году.

«Я действовал в Йокохаме под маской иностранного торговца, отправляя неиссякаемым потоком образцы японских товаров иностранным фирмам и таким образом маскируя свою деятельность. Зорге, добиваясь признания со стороны московской штаб-квартиры, приказывал мне отправлять бесчисленное количество сообщений, но многие из них я не отправлял, поскольку как радист чувствовал, что частые передачи и приемы сообщений были бы равносильны приглашению полиции прийти и обнаружить нас».

Примерно в то же время Зорге сказал о «Бернгарде» следующее: «Как радист «Бернгард» меня устраивал, но он все больше и больше пил и зачастую пренебрегал своими обязанностями по передаче информации. Человек, занимающийся шпионажем, должен демонстрировать некоторую смелость, «Бернгард» же был необычайно робок и не отправил и половины тех сообщений, что я передавал ему».

Где-то в 1934 году Зорге окончательно решил, что «Бернгард» должен уехать, и в начале 1935 года была достигнута договоренность, что радист с женой вернутся в Москву.

Сознавая предварительный и исследовательский характер своей миссии, какой ценности информацию мог собрать Зорге в 1934 и первой половине 1935 года для передачи в 4-е Управление? Ответ может быть следующим: возможно, информации было не очень много, но была она достаточно достоверной и проверенной, чтобы произвести впечатление на 4-е Управление, и конечно, достаточной, чтобы вызвать у Зорге уверенность, что шпионаж в Японии — занятие вполне возможное.

Весной 1934 года фундаментальный вопрос, ради ответа на который Зорге, собственно, и был послан в Японию, а именно: каковы японские намерения в отношении России — приобрел особое значение, поскольку в течение зимы японо-советские отношения заметно обострились. Никакого прогресса не наблюдалось и в переговорах между двумя странами о будущем контролируемой русскими Восточно-Китайской железной дороги, пересекавшей северную часть Маньчжурии. Было ясно, что японцам следует либо купить эту линию, либо попросту захватить ее. И если переговоры о продаже слишком затянутся или закончатся безрезультатно, всегда существовала возможность того, что японская Квантунская армия, подлинный правитель Маньчжоу-Го, просто захватит железную дорогу с одобрения или без оного со стороны Токио.

Большинство военных атташе в Токио были уверены, что японо-советский конфликт вполне вероятно разразится в 1935 году. Американский посол Джозеф Грю 9 марта 1934 года имел долгую беседу со своим русским коллегой Юреневым, в которой намекнул на общее мнение, распространенное среди дипломатов, что весной 1935 года можно ожидать японского нападения на советский Дальний Восток. Однако, как отметил в своем дневнике Грю, «посол ответил, что, пока никто не может предсказать точную дату нападения, он считает более вероятным, что подобное нападение случится этой весной».