Дело робинзонов (СИ)

  Затем настала моя очередь удивляться. Улучив момент, Виктор весьма галантно отвел меня в сторону и еще раз подтвердил догадку на счет не слишком легального бизнеса Майка и Алекса, предложив мне не беспокоиться за пропавшую вместе с самолетом очень недешевую фотоаппаратуру. Как будто это только и могло меня беспокоить в такой ситуации. Наблюдательный художник, оказывается, следил за погрузкой багажа в наш самолет и убедился, что в результате мои объективы и камеры оказались где угодно, только не у нас на борту. Вряд ли летчик с турагентом были заинтересованы в фотосъемке на берегу своего "острова сокровищ", и именно в этом было дело. А представление с моей опрокинутой сумкой должно было установить, нет ли у меня еще и там запасного фотоаппарата. Беспокоиться, по мнению Виктора, мне не следовало: "Думаю, когда наше путешествие благополучно закончится, вы сможете найти свой кофр в какой-нибудь камере хранения отеля или аэропорта, это уж как получится".

   Понемногу, наверно, минут за пятнадцать, поднятая Эриком паника улеглась. Уверенность в том, что нас, несмотря ни на что, очень скоро найдут, завладела большинством спасшихся. Откуда бы взяться такому оптимизму, было непонятно, но раз на душевное состояние всей компании такая мысль действовала положительно, то я не видела причин сопротивляться общему настроению. И никто ему не сопротивлялся.

   Надо было устраиваться. Некоторую надежду на будущее вселяло то, что наша экскурсия сюда, очевидно, была не первой. Как достопримечательность атолл и правда был привлекателен. Я за последнюю неделю успела порядком утомиться от пальм и океана, зато меня впечатлили краски, растворенные в воде безмятежной лагуны, переливающиеся от нежно-бирюзового до глубокого ультрамаринового. Однако, кроме художественной ценности, все мы были очень заинтересованы и в чем-нибудь более материальном, потому что на семерых у нас из движимого имущества при себе нашлось только три зажигалки, несколько промокших портмоне, пудреница Хелен, и десяток рыболовных крючков с мотком лески в карманах у Брукса. Не так уж мало, но если бы не оправдалась та надежда, про которую я говорила в начале абзаца, нас бы не спасли никакие карманные запасы.

   Не знаю сколько мишленовских звезд полагается за колодец с солоноватой водой, я отдала бы их все. И колодец был не единственным творением человеческих рук на нашем острове. С ним в комплекте шло нечто из не оструганных досок, хижина или сарай, я плохо разбираюсь в архитектуре, внутри стол соответствующего стиля, старый топор и куча пустых консервных банок, и еще несколько затоптанных окурков. Все, теперь точно все.

   Конечно, я сразу с завистью вспомнила Робинзона с его бесчисленными ящиками и бочонками всего самого и не самого необходимого. С другой стороны, этот герой из книжки был просто одержим манией цивилизаторства, и меня с ним легко могло померить одно только мое нежелание ничего выращивать и никого приручать, ни коз, ни попугаев.

   Из этих же соображений я не стану вам рассказывать с каким удовольствием и с каким невероятным успехом Брукс снабжал нас свежей рыбой. Не буду упоминать и про несколько десятков кокосовых пальм, на которых, как известно, растут кокосовые орехи, про крабов и одну пойманную черепаху тоже не скажу ни слова. Существование наше можно было назвать вполне сносным, если только стараться не заглядывать в завтрашний день. Но мы и не заглядывали, рассчитывая на скорое спасение. Хотя где-то через неделю все втянулись в сложившийся неторопливый ритм и уже не всматривались целыми часами в линию горизонта, предпочитая более полезные или более приятные занятия.

  * * *

  Алекс лежал на спине, закрыв глаза и широко раскинув руки, в правой он сжимал топор, а в левой ничего не сжимал, подставив раскрытую ладонь лучам послеполуденного солнца. Ветер потрепал его волосы, а затем взял и насыпал щепотку мелких песчинок на заросшую светлой щетиной щеку. Алекс не пошевелился, он был мертв. Он был мертв уже какое-то время, и кровь на коже вокруг раны и на расстегнутой рубашке успела превратиться в грязную красно-коричневую корку. Нижний край рубашки был измят и тоже испачкан кровью, хотя никакой раны под этим пятном не обнаружилось. Я еще подумала, что, похоже, убийца вытер свое оружие об одежду жертвы, но бесформенный вид пятна никак не намекал на форму клинка. Собравшиеся на берегу молчали, даже Хелен молчала, только иногда вздрагивала и судорожно глотала ртом воздух в борьбе с подступающей истерикой. Я тоже разок вздрогнула, когда мое буйное воображение нарисовало особенно жуткую картину. Очень бы мне не хотелось оказаться на месте этого высокого красавца. Я представила себя, лежащую на земле с облупившимся маникюром и просоленными океаном волосами, в тех обносках, в которые превратилась моя одежда за эти две недели, с разбитой как в детстве коленкой и уже дней десять назад обгоревшей, и теперь шелушащейся кожей на плечах. Фу! Нет! Я так не согласна!