Дело тётушки Кеннел

– Вы хотите, чтобы я приехала в «Мигли», – проговорила она. – Вы утверждаете, что это необходимо. Пострадавших нет. Почему вы обратились ко мне, а не в полицию?

– Не надо в полицию. Я же говорю: нужны именно вы. Другой врач ничего не поймет!

– Мистер Маллоу, я тоже ничего не понимаю.

– Видите ли, – промямлил визитер, – он там все крушит и ломает. Я не могу к нему войти. И…

Маллоу посмотрел в окно и решился:

– Он объявил мне бойкот, но все время с кем-то разговаривает. С кем-то, кого нет в комнате.

Глава третья, в которой доктор Бэнкс вынуждена прибегнуть к радикальным мерам

Итак, спустя некоторое время после разговора с доктором Бэнкс Маллоу открывал дверь в комнату компаньона.

– Осторожно, доктор, – предупредил он.

Его слова подтвердил вылетевший из комнаты туфель, и оба отскочили, прижавшись к стене.

– Ничего страшного, – сказала доктор своим хладнокровным тоном. – Идемте, мистер Маллоу.

Они вошли без стука и доктор оглядела комнату.

Прямо напротив двери находились два больших окна. Было уже одиннадцать часов утра, но шторы на них были задернуты, а на полу горел ночник. В его слабом свете клубился, заволакивая помещение, табачный дым.

Кровать располагалась так, что лежащий на ней человек находился лицом к окну и головой к двери. Слева от нее валялся туалетный столик в окружении посудных осколков. Из опрокинувшейся пепельницы рассыпалась на ковер куча окурков и конфетных фантиков. У окна стояли стол и козетка с расшвырянными по ним пиджаком, галстуком и ремнем с кобурой. Слева от кровати, у дубового гардероба, сбросили в кучу стулья. Овальное зеркало в вертящейся раме стояло торчком. Далее находился камин. Перед ним валялось на боку кресло. Словом, в комнате действительно был разгром.

Д.Э. курил, лежа поверх неразобранной постели. На нем были жилет и брюки.

– Что, доктор Бэнкс, – произнес он, даже не потрудившись встать, – пришли сказать: «Сегодня отличная погода»? Или мне нужно дышать воздухом? А может, курение вредит здоровью? Валяйте, что у вас там.

Коммерсант давно не брился, рубашка была несвежей. На груди и рукаве светлую, в голубую и желтую полосу ткань покрывали бурые пятна. «Шваркнул…, – вспомнилось доктору Бэнкс, – … когда я дверь закрывал». Доктор перевела взгляд на дверь, где уже подсохли остатки вдребезги разбитого яблока…

– Оставьте нас вдвоем, пожалуйста, – обратилась она к Маллоу. – Я позову вас.

Дюк вернул туалетный стол на место, принес стул для доктора. Затем поднял кобуру, нож, вилку, собрал осколки посуды, нашел под кроватью второй туфель компаньона и унес все это с собой. Доктор села, поставив, как всегда, на колени саквояж.

– Я прошу не относиться ко мне враждебно, – сказала она. – Мистер Маллоу пригласил меня, чтобы помочь вам.

– Тьфу, – скривился коммерсант и стряхнул пепел на пол. – Можно как-нибудь без реверансов?

– Да, конечно. Как вы себя чувствуете?

– Отлично. Лучше и быть не может.

– Вы плохо выглядите, мистер Саммерс. Вас что – то беспокоит.

– Очень. Меня беспокоит, что ко мне приглашают врача без всякой надобности.

– Но ваш партнер волнуется о вас.

– Пусть идет к дьяволу. Обо мне нет нужды волноваться. Доктор, ну? Время – деньги. Что вы хотите со мной делать? Пульс? Горло? Температура? Может, вы хотите сделать мне клизму? Нет?

– Нет, что вы, конечно, нет. Я осмотрю вас, но сначала мне хотелось бы с вами поговорить.

– Вот здорово. Вы меня так обрадовали, вы себе даже не представляете. Давайте тогда к делу, без этих ваших…

Саммерс презрительно пощелкал пальцами.

– Пьете? – спросила доктор Бэнкс.

– Нет. Я никогда не пью, когда мне плохо. Пить надо, когда хорошо. Это вон этот – вот ему бы ваши лекции.

Он сделал паузу, но из-за двери не было слышно ни одного звука.

– Слушайте, сколько вам дал этот тип? – поинтересовался Саммерс. – Я дам больше, только объясните ему: хватит пить! И оставьте меня в покое! Оставьте в покое! Оставьте, черти бы вас драли, меня одного!

Крики утомили его и он умолк.

– Не хотите никого видеть? – спросила доктор Бэнкс.

– Как вы догадались?

– Хорошо. Раздражают громкие звуки?

– Ах, вот что, – коммерсант усмехнулся. – Мило, мило. А скажите, доктор, как вам кажется: имею я право побыть в тишине? Чтобы хоть сколько-нибудь времени рядом со мной никто не вопил, не тявкал, не хихикал, не гоготал, не пел, не визжал, не обсуждал погоду, не пилил своего полоумного мужа, не звал своего кота, не скакал, как последний придурок, с велосипедным звонком, не крякал резиновой уткой, не свистел, не звенел обручем, не мяукал, не дудел клаксоном, не шаркал, не голосил младенцем и не колотил мячом о стены моего дома? Или за такие желания теперь отправляют в психушку?

– Не спешите, мистер Саммерс. Я спросила вас об этом потому, что раздражительность подобного рода обычно предшествует мигрени. У вас болит голова?

Повисла пауза.

– Да, случается. Довольно редко, – нехотя отозвался коммерсант.

– Сейчас тоже?

– Сейчас – нет.

– Бессонница?

– Ну, у кого же ее не бывает.