Дело треножников

Лестрейд выслушал эту тираду с отвисшей челюстью, после чего расхохотался и махнул рукой в знак согласия. Мисс Хадсон ещё выше вздёрнула носик и залилась краской негодования.

— Ещё одно типичное проявление мужского шовинизма! — процедила она сквозь зубы, совладав, наконец, с собой.

— Разве я не согласился с вашей точкой зрения, мисс Хадсон? — приподнял бровь мой друг в наигранном удивлении.

— Согласие, данное в столь оскорбительной форме, не может считаться истинным согласием! — блеснула профессиональными познаниями наша секретарша. И, подумав, добавила, как плюнула. — Сэр!

— Диспут о значимости формы и содержания оставим до лучших времён, — пресёк готовый разгореться с новой силой конфликт Холмс. — А теперь, если вы не возражаете, мисс, мы хотели бы услышать, что же вы видели.

— Немногое, — ответила, поджав губы, мисс Хадсон. — Спустившись с треножника, доктор некоторое время расхаживал с совершенно потрясённым видом…

— С треножника? Я?! — моему изумлению не было предела. — Холмс, я что, был там?

С этими словами я ткнул пальцем вверх.

— Да, мой друг, — ответил Холмс. — Путь наверх по верёвочной лестнице вы преодолели с завидной энергией. Спускались, правда, гораздо медленнее, но спишем это на глубокую задумчивость и потрясение от увиденного.

— Боги! — вырвалось у меня. — Не представляю даже, что могло побудить меня на столь безрассудный поступок!

— Любопытство, я полагаю, — пожал плечами великий сыщик. — Это одна из основных страстей, что движут человечеством наряду с ленью, алчностью и вожделением. Вряд ли я ошибусь, высказав предположение, что вы захотели увидеть всё своими собственными глазами.

— Знать бы ещё, что я там увидел, — уныло отозвался я. Память не хранила никаких воспоминаний о случившемся, начиная с момента, когда мой друг начал своё восхождение на личную Джомолунгму марсианского треножника.

— Многое, уверяю вас, — сказал Шерлок Холмс. — Вполне достаточно для того, чтобы впасть в состояние некоторого возбуждения, но слишком мало для того, чтобы ваш мозг милосердно лишил вас воспоминаний об увиденном. Вы ведь не подвержены падучей, доктор?

— Нет, друг мой. И на отдалённые последствия фронтовой контузии списать подобную амнезию нельзя.

— Уверены?

— Со всей определённостью могу заявить это, — сказал я твёрдо.

Холмс кивнул. Я отдал должное деликатности моего друга, который не стал настаивать на объяснениях.

Иначе объяснять пришлось бы слишком многое — а мы уже давным-давно пришли к негласной договорённости, согласно которой старались избегать лишних вопросов касаемо прошлого. Те годы во время Великой войны, что мы провели вдали друг от друга, изменили нас настолько, что порой я задавал себе вопрос — Шерлок Холмс, плечом к плечу с которым мы столько пережили в довоенное время, и тот Холмс, которого я встретил в послевоенном, оправляющемся от немецких бомбёжек Лондоне несколько лет назад — один ли и тот же это человек?

И далеко не всегда ответ на этот вопрос устраивал меня — а порой я и вовсе не находил ответа.

Впрочем, время от времени, глядя на своё отражение в зеркале, я задаю тот же вопрос и себе самому.

И ответ мне не нравится.

— Продолжайте, сударыня, — обратился меж тем Холмс к мисс Хадсон.

— Спустившись с треножника, доктор описал несколько кругов под этим… шатром. Задавал какие-то вопросы полицейским, — тут я мог только развести руками в ответ на вопросительный взгляд моего друга, — потом подошёл к дворцовой ограде и некоторое время рассматривал разрушенную оранжерею. Сквозь брешь, проделанную треножником, продолжали выбираться триффиды. Они то и дело приближались к вам, а вы их отталкивали с крайне брезгливым видом, а они всё лезли и лезли — их вообще очень много бродит тут неприкаянными. Надеюсь, полиция и садовники скоро вернут их всех туда, где им и положено быть. Отвратительные твари!

— Не могу с вами не согласиться, — заметил Холмс. — Особенно после того, что мы увидели в капсуле треножника.

— И что же мы увидели? — заранее внутренне содрогаясь, спросил я.

— Триффидов, — ответил мой друг. — Взрослые особи, числом пять.

— Но что делать триффидам в кабине марсианского треножника?! — вскричал я, совершенно сбитый с толку. Во тьме, скрывавшей мои воспоминания о последних событиях, забрезжил просвет — и то, что смутно заворочалось в памяти, совершенно мне не понравилось.

— Похоже, они проникли туда, поднявшись по побегам красного вьюна, которым этот треножник увит, словно беседка в ботаническом саду. Произошло это уже после того, как марсианин умер — но до того, как поднялся весь этот переполох. Видимо, их привлёк запах гниения. Вы же помните, как быстро разлагаются трупы марсиан в нашей атмосфере, Ватсон?

— Практически молниеносно, — ответил я, обретая некоторую уверенность при переходе разговора на профессиональную и близкую мне тему. Как и большинству англичан, мне приходилось видеть подобное воочию на полях сражений с пришельцами из иного мира. — Наши гнилостные микроорганизмы превращают труп марсианина в лужу зловонной жижи за считанные часы.

— Всё сходится, — кивнул Холмс.