Дембельский аккорд

– Подъезжай к школе, не ошибешься, – отозвался в наушниках голос коменданта. – Тут для тебя еще новости пришли, вместе с мэром и его ребятами. Как понял? Прием!

– Понял тебя, Триста шестьдесят шестой... А новости-то хорошие или плохие?

– Вот подъезжай, узнаешь! Ты сам где сейчас?

– Как раз твой второй пост проезжаю, – за стеклами «бээрдээмы» действительно показались бетонные блоки и спрятавшийся за ними «БТР» с красно-желтым кругом на башне.

– И что там мои делают? – поинтересовался комендант.

– От дождя прячутся... нет, вот один выглянул, рукой помахал. Резинкин, мигни фарами и по улице – налево, к школе.

– Понял уже, товарищ лейтенант. – Витек вывернул баранку. – Тут до школы-то... Приехали, автобус дальше не идет!

– Вот раздолбаи, мать их прости господи! – бушевал комендант. – И что, никто не сунулся пароль спросить, документы проверить?

– Даже в лицо не узнали, у меня все внизу были. Просто у меня машина приметная, тут в окрестностях химики, кроме нас, не водятся, – усмехнулся Юрий.

– Мало ли что машина – может, вас уже перебили, а броню угнали на хрен... Ну, сейчас выйду...

– И встретишь гостей, потом со своими разберешься. Все, встречай, конец связи. – Мудрецкий выключил рацию, стянул с головы шлемофон и надел кепку. Осторожно приоткрыл люк, выглянул наружу. Не поверил своим глазам, протянул руку ладонью вверх. – Надо же! Как раз дождик кончился!

* * *

Старший лейтенант Игорь Чирков, комендант забытого богом и начальством Хохол-Юрта, на Кавказе провел больше половины своего служебного времени и местные обычаи если и не узнал, то освоил.

– Ты давай, давай, разливай свое спецсредство, новости потом будут! – увещевал он Мудрецкого. – Учись, как здесь дела делаются: сначала гостя надо накормить-напоить, отдохнуть малость, за жизнь поговорить, а потом уже и к делу. Понимаешь?

– П-понимаю, – с трудом кивнул Юрий. – И все равно разливать не буду. Не хочу.

– Это почему? – от удивления комендант даже оторвал глаза от кружки и быстро-быстро заморгал. – Чего, хочешь сказать, тебе уже хватит, что ли? Ну, блин, химик, чему вас только учат!

– Так я тебе и сказал! Это ж военная тайна! – Мудрецкий погрозил старлею пальцем. – Тем более при посторонних!

– Это Воха посторонний, что ли? Да ну, химик, ты вообще загнался! Это мы тут посторонние, а он как раз свой! Разливай, не стесняйся!

– Н-не буду! Не хочу разливать – и так заначка последняя! Чего ее зря тратить-то?! Вот налить – это могу, это прям сейчас... Ты, Игорь, где сейчас? В классе русского языка и литературы, правильно? Вот и следи за родной речью! Родную речь надо любить и ценить – правильно я говорю, Воха?

Со стены на скромную военно-полевую трапезу укоризненно смотрели светила русской словесности. Пушкин вообще отвернулся и печально глядел в окно, Гоголь вытянул свой знаменитый нос к сдвинутым партам, уставленным скромными закусками – от шашлычка из молодого барашка до выпотрошенных банок с тушенкой и килькой в томате. Павшие в сражении бутыли, еще источавшие терпкий запах домашнего вина, уже успели эвакуировать на подоконник, так что царствовал на столе полиэтиленовый пузырь с прозрачной жидкостью. Антон Павлович Чехов присматривался к этой емкости через пенсне – видимо, как бывший врач, смог уверенно опознать в содержимом медицинский «спиритус вини». Председательствовал на собрании строгий граф Толстой – он висел на самом почетном месте, над доской. Не исключено, что при этом представитель русского дворянства занимал гвоздик, когда-то забитый для вождя мирового пролетариата...

Мудрецкий повертел головой – чего-то в этой компании не хватало. Точнее, кого-то. Портреты те же самые, что и в саратовских школах, но комплект неполный. И ведь классика не хватает, кого-то, обязательного для изучения... Пушкин, Гоголь... Вот, вспомнил!

– Слушай, Воха, дорогой, а Лермонтова почему нет? Места не хватило?

Третий участник застолья, крепкий мужик с заметной проседью в черных волосах, поднял голову и тоже осмотрел портретную галерею. Поскреб аккуратно подстриженную бородку, повернулся к Юрию, тяжело вздохнул:

– Эхх, Юра, как же места нет! Класс большой, можно хоть пять Лермонтовых повесить! Ладно, не хотел говорить, тебе скажу. Оккупант был, понимаешь? С нами воевал? Воевал! О нас плохо писал? Писал! Зачем его портрет в классе? Все равно детишки испортят, только учителю их ругать надо будет, а потом лезть портрет снимать. Зачем лишняя работа, зачем лишний скандал? Лучше сразу снять, понимаешь?

– Все, понял, вопросов больше нет... – Мудрецкий хотел снова кивнуть, но решил не рисковать. – О, погоди! А если он оккупант, то мы кто? Мы тут воюем или как считаемся?

– Вы – гости! – Воха широким жестом показал на стол. – Вы ко мне пришли! Случайно зашел – все равно гость! Вот ты, Юра, сюда воевать приехал, нет? Ездишь, стреляешь, воюешь?