Демельза

– Будьте поосторожнее с законом, капитан. Этот старый чернильный кальмар изворотлив и капризен. Его можно игнорировать дюжину раз, но, как только он в вас вцепится, вы сразу поймете, что от него так просто не вырваться. Однако позвольте заметить, что я во многом с вами согласен. Армия меняет взгляды на жизнь. Все эти судьи и приходские констебли начинают вызывать раздражение. Поверьте, я и сам через это проходил… – Макнил вдруг хохотнул. – Но это…

– Видите вон тех детей, Макнил? Тут вокруг растут одни только буки. Дети нарвут листьев, чтобы отнести их домой приготовить. Еда не слишком сытная, и от нее пучит живот.

– Да, – мрачно сказал капитан, – я хорошо их вижу.

– Признаюсь, меня тоже порой многое раздражает, – продолжил Росс. – И приходские констебли с местными судьями в том числе. Но думаю, это началось раньше, чем вы себе представляете. И чтобы избежать проблем, я поступил в Пятьдесят первый пехотный полк.

– Спорить не стану. Как говорится, бунтарь – всегда бунтарь. Но бунтарство, капитан, бывает разным, так же как и преступления. И когда на помощь приходскому констеблю отправляют отряд королевской кавалерии…

– И причем превосходный отряд.

– Благодарю. Так вот, в этом случае безрассудство граничит с глупостью, а это ни к чему хорошему не приведет. Военные в штатском – не самые почтительные люди, а уж в форме – тем более.

Они миновали церковь Сола и поехали в сторону Тренвита.

– Мне кажется, у нас много общего, капитан Макнил.

– Можно и так сказать.

– Я часто попадал в передряги и всегда выпутывался. Думается, и вы тоже.

Капитан рассмеялся, и с соседнего поля вспорхнули птицы.

– Полагаю, вы сможете согласиться с тем, что, хотя мы чтим закон, в жизни есть куда более важные вещи, – сказал Росс.

– Например?

– Дружба.

Они еще немного помолчали.

– Закон такое не признаёт.

– О, я от него этого и не жду. Я лишь прошу вас признать это.

Шотландец в очередной раз закрутил ус:

– Вы больше уже не носите военную форму, но я-то мундир не снимал. Так что всякими там моральными аргументами меня в угол не загнать.

– Но моральные аргументы – самая эффективная сила в мире, капитан. Именно они, а не сила оружия одолели нас в Америке.

– Что ж, в следующий раз испробуйте их на моих солдатах. Думаю, они оценят такую перемену. – Макнил осадил лошадь. – Боюсь, мы зашли слишком далеко, капитан.

– До бухты Тревонанс еще миля пути.

– Но к соглашению мы за эту милю не придем. Пора прощаться. Я был бы рад, если бы вы по достоинству оценили мое предупреждение.

– О, я оценил, можете в этом не сомневаться.

– Ну, стало быть, сказано достаточно… На этот раз. Возможно, мы еще встретимся… И надеюсь, при других обстоятельствах.

– Буду рад снова вас увидеть, – сказал Росс. – Если когда-нибудь окажетесь в наших краях, мой дом в вашем распоряжении.

– Благодарю.

Макнил протянул Россу руку, тот снял перчатку, и они обменялись рукопожатием.

– Вы где-то поранились? – спросил Макнил, взглянув на содранные костяшки пальцев Росса.

– Да, попался в ловушку для кроликов.

И они разъехались, Росс отправился своей дорогой, а Макнил повернул обратно, в сторону Сола. Драгун энергично подкручивал усы, и сдавленный смех то и дело сотрясал его крупное тело.

Медеплавильный завод растянулся вверх по склону бухты Тревонанс.

Клубящийся дым от печей был виден еще издалека, а в безветренный день солнце не могло пробиться сквозь его завесу. Работа велась с удвоенной силой. Повсюду возвышались горы угля и золы, нескончаемой вереницей шли мулы, у плавильни и причала копошились люди.

Росс решил осмотреться и спешился. Несколько печей уже были построены. Одни – для обжига, другие – для плавки. Руду сначала обжигали, а затем плавили. В промежутках избавлялись от пустой породы. И через двенадцать часов такой обработки расплавленную медь опрокидывали в емкость с водой. От резкого охлаждения она становилась зернистой. Затем медь обжигали еще двадцать четыре часа и снова опрокидывали в воду, пока наконец неочищенная медь не выливалась для охлаждения в литейные формы из песчаника. Чтобы медь приобрела нужное качество, все эти манипуляции проделывали с ней по нескольку раз. Весь процесс в среднем занимал две недели.

«Неудивительно, что для выплавки тонны меди требуется в три раза больше угля, чем для выплавки тонны олова, – подумал Росс. – А уголь идет по пятьдесят шиллингов за вей[7]».

Он заметил, какой нездоровый вид у многих рабочих, а ведь завод открыли всего три месяца назад. Жар от печей и дым способны вынести только самые крепкие, и здесь уровень заболеваемости был даже выше, чем на шахтах. Этого Полдарк не предвидел. Росс много сделал для того, чтобы завод наконец заработал, и верил, что его усилия приведут к процветанию местных поселений и, возможно, спасут шахты от банкротства. Но похоже, беднягам, которые трудились на заводе, процветание не грозило.

Дым и гарь погубили всю растительность в бухте. Папоротник стал бурым на месяц раньше срока, листья на деревьях скукожились и поблекли. Росс в глубокой задумчивости поехал по направлению к Плейс-Хаусу, стоявшему на противоположной стороне долины.