И еще. Семенов «дальнорастоятелные» места и обследует, и населяет. При любых возможных возражениях и оговорках это деятельность по продвижению фронтира, работа по колонизации континента. Суть
Откровения чернеца Паисия
Не претендуя на то, чтобы дать всесторонний очерк темы «Демидовы и старообрядчество» (она необъятна), в качестве иллюстрации того, какое распространение получили на демидовском Урале старая вера и ее приверженцы, обратимся к рассказу современника — первоначально ее адепту, позднее ей изменившему. Как это часто случается у предателей, рассказ не свободен от искажений и преувеличений. Но многие факты, в нем приведенные, в то время было нетрудно проверить, поэтому они скорее всего отражают реальность вполне объективно. Документ — доношение Сильвестра, митрополита Тобольского и Сибирского (1749—1755) в Контору Святейшего синода от 11 июня 1751 года
[673]— относится ко времени после смерти Акинфия, но в нем немало сказано и об Акинфиевых временах. Для историка временной лаг даже выгоден. Смерть всесильного заводчика и последовавший за ней долгий раздел наследства ослабили страхи, развязали языки. Временная дистанция, отодвинув в сторону маловыразительное, позволила выделить самое яркое.Итак, познакомимся с откровениями арестованного властями «раскольнического чернеца» Паисия, начинающего долгий рассказ со своей биографии.
Приближавшийся к тридцатилетию Паисий происходил из крестьян Тобольской епархии Исетской провинции какой-то из вотчин Успенского Долматова монастыря. При рождении имя ему было дано Павел.
«Отец ево, того Долматова монастыря крестьянин Никифор Переберин, назад тому болши двадцати лет от оного манастыря по набору с числа душ взят был в рекрута и служил в Санкт-Петербурге немногое время. И из той военной службы неведомо каким случаем покойной Акинфей Демидов того отца ево выручил и определил жить в Невьянском своем заводе, куды он, из монастырской вотчины перебрався, вседомовне и на житье з детми своими и с ним, Павлом, переехал и ныне там обретается. И живучи в том Невьянском Демидова заводе, он, Павел, научен тамошними расколники, а особливо приезжающим в тот завод с местечка, называемаго Сулатки, расколническим чернцом Моисеем и жившим близ Черноисточинского Демидова завода на острову расколническим же старцом Авраамием. Которой чернец у означенного покойного Демидова в особливой находился милости: и сам он, Демидов, ево посещал, и с собою в коляске возил, и снабдевал всеми потребностьми, и с них другие расколнические старцы же под ево, Демидова, апекою находились. И построены там, на острову, преогромные двои зимние и летние с двенатцатью горницами для житья расколническим лжеучителям старцам хоромы. А в строении де тех хором, когда были строены, для виду разглашено было при заводах, якобы строятца оные для житья, якобы, на приезд некиих знатных особ. Куда и он, Демидов, как выше значитца, приезжая, посещал; где и он неоднократно бывал и содержал потаенной раскол толк
Далее Павел рассказывает о поездке в Долматов монастырь, предпринятой им для свидания с жившими поблизости родственниками. Здесь он совершает весьма неожиданный поступок: получив за «услугу» 70 рублей, своей волей идет в рекруты вместо тамошнего монастырского крестьянина и оказывается зачисленным в Оренбургский драгунский полк
[675]. Часть дальнейших приключений пропускаем. Наконец, судьба сводит его с неким Тихоном Козьминым, жившим прежде в старой столице, а потом перебравшимся на Урал.«В бытность свою в Москве и по прибытии с теткою своею, Гавриловой дочерью, да московского Ивановского девича монастыря со старицею Варсонофиею из Москвы в Демидова заводы, содержал он, Тихон, с ними, теткою и старицею, квакерскую ересь, называемую