Демидовы: Столетие побед

Григорий получил и находившийся в Туле металлургический завод — первый завод Никиты Демидова. На момент кончины Акинфия на нем работали только молотовые, но сенатский указ, состоявшийся за три года до оформления раздела (в августе 1754 года), потребовал закрытия всех заводов, находившихся ближе 200 верст от Москвы, и тем окончательно лишил его будущего. Но физически он существовал, в недвижимую собственность входил и должен был приобрести хозяина. Им стал Григорий.

Помимо завода Акинфий владел в Туле каменными жилыми домами (о них вскользь упомянуто в его завещании 1743 года). Среди домов, подлежавших разделу, тульских, однако, нет. В отношении дома на здешнем заводе (назывался также «Домом на плотине») это понятно. Господские дома при заводах в документах по разделу не упоминались, поскольку обретали собственника автоматически, вместе с заводом. Так произошло и с этим — он достался Григорию. Пока раздел готовился, в тульском доме (в этом или в обоих) за печатями Томилова и демидовских приказчиков хранились многочисленные «пожитки» [898].

Третья часть, Нижнетагильская, досталась младшему сыну Никите Акинфиевичу. Она включала заводы Нижнетагильский, Черноисточинский, Выйский, Висимо-Шайтанский, Лайские и Сулемскую пристань. Его вотчины по плану 1757 года находились в уездах Нижегородском, Казанском, Симбирском, Ярославском, Арзамасском, Царевосанчурском, Унженском. Никита получил в разных городах восемь домов — каменных (в Петербурге, Ярославле и Казани) и деревянных (в Твери, Нижнем Новгороде, Тобольске, Таре и Екатеринбурге) [899]

. Усадьба в Тульской оружейной слободе в конечном счете тоже досталась Никите. Когда и как она перешла в его собственность — не знаем. Он владел зданием до сильно повредившего его пожара 1779 года, после чего продал [900].

Помимо перечисленного существовали и вместе с заводами переходили к новым владельцам разного рода непрофильные объекты — например мельницы, которые на этом этапе даже не учитывали.

Кроме Расписания братьями был согласован и подписан 21 пункт Прибавлений к «постановленному полюбовному розделу» — документ, излагавший принципы введения решений в действие. В нем же затрагивался вопрос о движимом имении (деньгах, золоте, серебре, алмазных «вещах», «домовых уборах»), искусственно выделенный, дабы не тормозить разделение. Было решено, «не чиня затруднение пробами или оценками», «разположить» его «одному брату на три равные части и оные получить з жеребья. Или которой разбирал и разложил, тот должен обоим дать выбрать, а сам остатся при последней». Кроме того, предстояло пересчитать и учесть траты, в течение двенадцати лет сделанные участниками из общих средств: «…что чего и сколко кем забрано… в том учинить щет, и что один перед другим перебрал, во оном поверстатца…» [901]

Нам неизвестно, как при разделе были учтены права матери Акинфиевичей Евфимии Ивановны. Допускаем, что тульский дом в Оружейной слободе исчез из связанных с ним документов именно потому, что по договоренности сразу отошел именно к ней. Заметим, что она пережила мужа, кажется, на несколько десятилетий — по некоторым данным, умерла во время эпидемии около 1771 года [902]. Возможно, к Никите Акинфиевичу дом перешел именно от нее.

Акинфиевичи: перезагрузка

Заводчики на пути к независимости

Получения братьями раздельных грамот и формального их вступления в особые владения оказалось недостаточно. Даже отложив на время решение вопросов, касавшихся движимого имущества, обеспечить прорыв не удалось. Реализация соглашений столкнулась со множеством мелочей, требовавших дополнительного согласования. Несколько лет ушло на действия и контрдействия сторон с целью приблизить бумажную схему к реальности, а реальность к схеме.

Отношения между братьями в этот период часто оказывались далеко не братскими. Они снова разделились на две партии: одну — составил Прокофий, другую — более или менее близкие между собой Григорий и Никита. Но и им часто не хватало взаимопонимания. В письме Никите от 1 октября 1758 года Григорий жалуется, что «тулской дом и все, что там есть движимое и недвижимое имение, и поныне не разделено и мнене опростано», просит «скорея тулской дом и деревни мне

опростать» [903].

Трудно сказать, был ли доволен свершившимся разделом Прокофий. Скорее всего он его устраивал. Но это не мешало ему демонстрировать неуживчивый характер. Братья реагировали. Все друг на друга жаловались.

Первый выстрел сделал, кажется, Прокофий, подав жалобу на братьев 21 декабря. Он обвинял их в многочисленных грехах, как серьезных, так и мелких: не дают ему копий с грамот и крепостей, не учреждают счетной конторы для «щетов прикащиков», Григорий задерживает одного из конторщиков в Петербурге, в посланном в Тульскую контору ордере о разделе заводских «инструментов» «написано неделно» и т. д.