Демидовы: Столетие побед

Быт Акинфия в той степени, в какой его можно восстановить по описям оставленного им имущества, не выходит за границы приличного человеку его положения и материального достатка. К сожалению, количество и цена единиц столовой посуды, ювелирных изделий немногое сообщают о его во многом закрытой для нас личности. Но тот же источник содержит сведения, которые все же сообщают нечто и о ней, причем немало. Остановимся на том, какой он рисует его библиотеку.

Библиотека как таковая не сохранилась (предположительно с ней связывают единственную книгу), ее состав известен по описям, не всегда позволяющим идентифицировать издание. Согласно им Акинфию на момент его смерти принадлежала 441 книга. Немало, но представители придворного круга имели нередко и больше: А.П. Волынский — свыше пятисот, А. X. Хрущев — свыше шестисот, А.Н. Остерман — без малого две с половиной тысячи томов.

Акинфию Никитичу принадлежали книги как печатные, так и рукописные, как светского, так и религиозного содержания, как русскоязычные, так и на иностранных языках[762]. Среди книг светской тематики встречаем сочинения исторические («Синопсис», труды В. Страттемана, Полидора Вергилия, Квинта Курция, Цезаря Барония) и политологические (С. Пуффендорф), рассказы о путешествиях, педагогическую, учебную, назидательную, развлекательную литературу, описания фейерверков, даже оперные либретто. Несколько книг отражают работу Петербургской академии наук. Таково «Руководство к познанию простых и сложных машин», написанное профессором академии Г.В. Крафтом. Акинфию принадлежало и роскошное издание «Палаты Санкт-Петербургской Императорской Академии наук, Библиотек и Кунсткамеры, которых представлены планы, фасады и профили…» (СПб., 1741). Этот альбом великолепных гравюр предваряло подготовленное И.Д. Шумахером предисловие под названием «Краткое изъяснение о состоянии Академии наук, также и библиотеки и кунсткамеры», явившееся первым очерком истории молодой Петербургской академии[763]

. Имелись книги, посвященные горному делу и металлургии, в частности рукописные «О пробирной науке» и «Описание собранных покойным саксонским бергсоветником Генкелем рудных металлов и минералов». Можно предположить, что «Описание» являлось каталогом рудного кабинета Генкеля, приобретенного Акинфием и позднее переданного его наследниками Московскому университету.

В библиотеке заводчика присутствовали, и довольно в большом числе, книги на немецком языке, что позволило Е. П. Пироговой высказать осторожное предположение, что Акинфий мог им владеть[764]. Нам оно не кажется правдоподобным. Кроме книг, неизвестно ни одного даже косвенного факта, который можно было счесть говорящим в пользу этого предположения. Кроме того, если бы Акинфий знал немецкий язык, он бы и сына Прокофия заставил его выучить, между тем тот в одном из писем прямо заявлял, что немецким не владеет.

Если присутствие книг, касающихся науки и техники, в библиотеке промышленника представляется вполне органичным, несколько неожиданно наличие в ней большого числа книг религиозного содержания, в том числе богослужебной литературы. На полках его библиотеки стояли не только Библия, Апостол, Евангелия, но также Триодь постная и цветная, Минеи служебные, Шестоднев, Служебник, Требник большой, Псалтырь восследованная и другие книги. «Такое значительное количество богослужебной литературы, — пишет Е. П. Пирогова, — думается, не было связано с особой религиозностью Акинфия Демидова: возможно, эти книги покупались для одной из демидовских церквей». Когда бы так, туда после смерти Акинфия их бы и отдали, из раздела исключив. Зная о тесной связи Акинфия со старообрядчеством, помня о том, что его отец знал Библию наизусть, мы бы остереглись отказывать Акинфию в искренней, глубокой религиозности. Может быть, наличию соответствующих книг в его библиотеке и не следует искать иных объяснений, нежели то, которое приходит в голову первым.

Акинфий не только собиратель и владелец книг. Он их активный читатель, иногда заказчик новых их списков. Детали, позволяющие так его характеризовать, находим в письмах приказчикам. Заметим, что факты, которые будут приведены, прекрасно вписываются в наше представление о них — не просто грамотных людях, но в большинстве своем старообрядцах, с великим в этой среде уважением к слову.

Ограничимся примерами из писем 1741 года:

«При сем послана к тебе з Дмитрием Тимофеевым и з сыном твоим Дмитрием книга да белой бумаги стопа. И ты по получении отдай оную книгу списать и чтоб она списана была хорошим письмом. А во оной книге есть многие речи недописаны, и те надлежит исправить с примеру других речей. И что дано будет за списыванья, о том меня уведомить» (Григорию Сидорову, письмо от 30 июня).

«Которому вы писцу отдали книгу переписывать о прежних царех, и того писца писмо полуустав веема изрядно. Дай Бог, чтобы он тое книгу всю бы таким исправным писмом переписал» (в Нижнетагильскую заводскую контору, от 6 июля, приписка в конце).