Демидовы: Столетие побед

«Ты же пишешь, что у вас тележных колес не имеетца. И сему веема я удивляюсь, что вы живете, забыв Бога. И как тебе, бедняку, об оном не стыдно ко мне писать, понеже колесных мастеров из крестьян наших имеется у вас доволно, и они что у вас делают, и у чево вы живете — я не знаю, что о таком нужном инструменте не хотите возыметь попечения. А я тебе свидетельствуюсь живым Богом: у нас (на Невьянском заводе, откуда писал Акинфий. — И. Ю.) колесной мастер имеется один да двоя, которыя делают колясочныя колеса, и то делают их тогда, в которое время, когда на плотине работы никакой не имеетца. Также и к починке ветхих колес берем плотника на время ж. А колес у нас имеетца, как тебе известно, великое множество и довольствуем мы такими колесами многие заводы без всякой нужды. А ты, бедной, с таким множеством колесных мастеров от доброго своего радения и одного завода удовольствовать не мог.

Я бы от тебя и тем доволен был, кабы ты не разтерял и старых наших колес. А ныне видно, что ты старые наши колеса отпустил в слободы гулять, или вами и обывателями вашими они переломаны да лежат в груде без починки. О том к тебе от меня писано было зело заблаговремянно. Можно бы с того времяни доволствоватца вам, хотя б и вновь делать таким людством, какое вы имеете у себя. А здешним заводам удовольствованы наш завод, Бынговской, Шуралинской, Черноисточинской, Уткинской, Шайтанской, Ревдинской, вновь строящейся Рождественской. А ты со всяким безделным дрязгом в глаза дересся как мошка»[787].

Второе письмо, написанное 19 июля того же года к нижнетагильским приказчикам Веденею Терентьеву и Мирону Попову, касается какого-то сена, по мнению Акинфия, незаконно скошенного при попустительстве адресатов. Сообщив, что письмо «о следствии выкошенного сена» получил, автор продолжает:

«Толко оное ваше следствие учинено весьма неправедливо. Я надеясь, к тебе писал, что ты от оного чист явисься и правду в том Божескую к нам сотворишь. А ныне, как видно, что и ты к тому причастен явился, то на кого уже мне надежду иметь в правде. И [поскольку] в том вы следствии явились все подлинными сообщниками, то так и учинено несправедливо. Тому примеру подобно: кто человека убиет, а другой то убивъство видел, а не донес или в привод не привел — чему он достоин? Не той же ли казни, яко же и злодеи? Или вы на то надеясь, что собралась вас кампания в том хорошая? Нет ли вам ныне в том стыда? Да уже мимошедшаго не возвратить, толко прошу не слукавить, то подкошеное сено во оной нашей поскотине перевести и причислить с казенным нашим сеном и о том нас отрепортовать со всякою праведливостию, чтоб я в том остался от вас с покоем».

Далее приписки, сделанные другим почерком, — свидетельство того, что Акинфий, и продиктовав ответ, не перекипел:

«А кони наши где будут довольствоваться — о том вам печали нет; то за что ж вы у Бога хлеб кушаете?

Мочно ль вам очювствоватся? Надлежало б вам в том меня обранить (оборонить, защитить. — И. Ю.) от других, а вы сами то первые других зделали»[788].

Во всех адресованных на Тагил письмах 1741 года самые грубые слова — «дурак» и производные от него. Представить, что это писала холеная манерная рука, изображенная на гроотовском портрете, трудно. И этот взывающий к Богу, совести и стыду, избегающий брани, тем более грубой брани, человек — жестокий тиран? кровопийца? садист? С ним произошло «что-то безобразное»? Как хотите, но эти дефиниции здесь явно неуместны.

Подозревать, что Акинфий рисуется, хитрит, ханжит, прячет звериный оскал под маской, не приходится. Это ему и не нужно, и других, похожих на приведенный текстов более чем достаточно. Уж скорее смягчился Акинфий на старости лет, чем ожесточился.

Эти наблюдения в общем согласуются с мнением историка Н.С. Корепанова, который идет даже дальше: пишет, что Акинфий и «противозаконные действия» — вещи несовместимые, что тот «по своим человеческим качествам просто не был на них способен». Он противопоставляет сына отцу (корепановскую оценку последнего мы уже приводили), заявляя, что «А.Н. Демидов был человеком совсем иного склада»[789].

А как же многочисленные тяжбы с близкими и чужими, с богатыми и не очень? Как же борьба с конкурентами?

Нам кажется, что большинство таких фактов отношение к Акинфию имеют разве что опосредованное. За тяжбами и сварами стоит исправно работающая машина отстаивания бизнес-интересов, созданная еще комиссаром Никитой, отлаженная им и сыном и с какого-то момента действовавшая почти без участия хозяина. Тяжбы вел не Демидов, а с его ведома приказчики. Тяжб было много — а вы приказчиков сосчитайте. Только при заводах человек двести, а ведь были поверенные в городах, работавшие по найму Чем было им заниматься, как не защищать интересы хозяина в борьбе с конкурентами?

* * *

Анонимная биография рассказывает: