Демидовы: Столетие побед

Планы казны менялись, и реальный ход дел все больше отклонялся от предписанного указами 1703 года. Завод работал на Адмиралтейство — ведомство, ведавшее делами, для Петра из важнейших важнейшими. Обеспечивавшие его нужды другие заводчики, по-видимому, не были настолько производительны и надежны, чтобы Адмиралтейство спокойно отказалось от собственного железа, выделанного в молотовых Тульского завода. Используя завод, оно даже пыталось его модернизировать. После взятия в казну здесь были построены каменная домна (не ясно, правда, вторая или заменившая первую, демидовскую) и особый амбар, в котором было налажено волочение проволоки. Все это потребовало немалых расходов, включая оплату труда проволочного дела мастера, помимо прочего обучавшего «тому мастерству матрозов 10 человек»[150].

Адмиралтейство привыкало к заводу Демидова. Но вполне ли отвык от него бывший хозяин? Значительная часть его бизнеса по-прежнему была связана с казной — партнером непростым, требовавшим строгой дисциплины от поставщика, но не всегда аккуратным при расплате. Между тем вживание в Урал потребовало времени, сил и средств больших, чем можно было ожидать вначале. В этой ситуации Никита не мог не вспоминать о Туле — городе, с которым публично распрощался даже дважды: сначала отправив на Урал семью, после отдав казне завод.

Вспоминал еще и потому, что, покидая Тулу, мосты к ней отнюдь не сжигал, напротив, по мере надобности ими пользовался. Потеряв здесь главную площадку для реализации предпринимательских устремлений, разрывать все с нею связи Демидов не собирался. Отчасти по расчету, отчасти по привычке он продолжал делать деньги и здесь. В том числе — в сферах, которые могут показаться неожиданными.

21 июня 1708 года тульские земские бурмистры получили распоряжение передать Никите Демидову винокурню кружечного двора — ее постройки, оборудование, посуду. Никита должен был заплатить за имущество, после чего готовить и ставить на кружечный двор вино, «сколько когда бурмистром на продажу понадобитца». Дело пошло, но уже в следующем году, 29 ноября, бурмистры сообщили в Ратушу, что Демидов по установленной указом цене ставить вино отказался. Месяц спустя, 26 декабря, он предстал в Ратуше, где заявил, что поставку вина в наступающем году производить не будет, так как, прося винокурню, предлагал одну за него цену, а бурмистры дают другую. Сначала он еще отдавал вино «по нужде с убытком», но «впредь по той цене ставить ему невозможно», нужно ее увеличивать[151]

. Он сообщил также, что «за тульскую кабацкую винокурню по оценке денги у него готовы», из чего заключаем, что полтора года он пользовался ею фактически в долг.

Нам неизвестно, чем закончилась эта история. О примечательном ее эпизоде (финальном?), участие в котором принял конкурент Демидова И.Т. Баташев, будет рассказано ниже. Но и в таком, не имеющем конца с моралью, виде она интересна, поскольку демонстрирует инерционность накопительской психологии. Ворочая немалыми деньгами и демонстрируя временами стратегический уровень мышления, Никита не чурался и тех форм предпринимательской деятельности, в которых происходило первоначальное накопление его капитала.

Возвращение в Тулу

Младшие Сыновья: вступление во взрослость

Что Григорий в отсутствие отца присматривал за Тульским заводом, представляется вероятным еще и потому, что в начале «нулевых» годов он скорее всего жил общей с ним семьей. Его отделение произошло около 1708 года[152]

, примерно тогда же, когда, по нашей прикидке, у него родился сын. Младший брат, Никита, получил самостоятельность еще позже — лишь в 1711 году[153].

Как отнеслись к отделению и каким его запомнили братья, показывает позднее (1748 года) письмо младшего, обращенное к графу М.И. Воронцову. К этому письму мы еще вернемся и объясним, зачем его автор вспомнил о событиях 37-летней давности. Пока же процитируем и сопоставим с фактами.

Никита писал: «…Уповаю, что Вашему Сиятельству небезъизвестно есть, каким образом учинил покойный родитель мой между нами братьями разделение, которого от света не слыхано, и во всех государствах то не имеется, что и натуре противно. А именно, пожаловал мне только из движимого и недвижимого имения пять тысяч рублев и более ничего. Не токмо чем пожаловать, и посуду всю обобрал и в одних рубахах спустил. Да что ж в то время делать было!»[154]