После парной и душа как-то неловко было мелочиться и, выпив кружку пива и вспомнив, что дома лезвия кончились, он зашел в парикмахерскую, и поэтому на обратную дорогу в полк у него денег осталось только на поезд. На автобусе он бы уже не добрался, потому что билет там стоил на два рубля дороже.
Но войдя в подворотню, лейтенант вздрогнул, обрадовался: дворик почти весь - занял черный длинный и сверкающий, как концертный рояль, лимузин "ЗИС-110".
- У тебя, небось, шаром... - сказал министр, входя с лейтенантом в комнату и, не раздевшись, водрузил на стол бутылку армянского коньяка.
- Да... Отпуск кончился. Я уже уезжать собрался.
- Ничего, подкину.
- Так далеко ведь...
- На колесах всюду близко. Я еще, - вздохнул, - на колесах. Что ж, открывай. Выпьем за тебя! Число твое помню, а сколько стукнуло - забыл. Четвертак тебе?
- Двадцать шесть.
- Ну, все равно не вечность. Я тебе денег привез. Вот, посчитай. Три, как обещал.
- Да не надо... - зарделся Курчев, не столько обрадовавшись деньгам, сколько застыдившись своего недоверия.
- Чего там - не надо?! Не подарок. Твои. Дом-то тютюкнули!.. Жалко.
- Ага, - кивнул племянник.
- Ну, тебе-то не очень... Ты вон устроился, - сказал дядька, наконец стаскивая пальто и оглядывая комнату. - Бедновато, но жить можно, - открыл он шкаф, и Борис вспомнил, что Марьянин клетчатый чемодан, слава Богу, засунут в его желтый кожаный.
- Жить можно, - повторил дядька. - Молодой, еще всего накупишь. А вот мне уже податься некуда.
- Да ну?
- Некуда. Некуда и не спорь. И устал я в Москве. Был бы дом, сразу бы на пенсию и с тобой айда рыбу ловить. Ты жениться не собираешься?
- Нет.
- И правильно. Вот бы и приехал ко мне, если бы дом был.
- А вы новый купите. И вот эти в него... - подтолкнул Курчев по клеенке пачку купюр, сам удивляясь, как легко отказывается от этих свалившихся с неба двадцатипятирублевок.
- Нет. Купить не то... А эти спрячь, - отвернулся дядька, словно не был вполне уверен, что удержится и не возьмет денег назад.
- Хорошо, - кивнул Борис и сунул деньги в полевую сумку.
- Вот, узнаёте? - спросил, вытаскивая из шкафа большую чашку.
- Как же, Кузькина, - усмехнулся министр. - Не любил он меня. За что не знаю. А теперь не спросишь.
- Угу, - кивнул племянник. - А может, любил, и вам показалось.
- Может, - согласился высокий родственник, думая о чем-то своем. - Что ж, так без всего дуть будем? Сбегай напротив, печенья хоть возьми.
- Разом, - выдохнул Борис, но, выскочив в коридор, вспомнил, что денег всего четыре рубля.
- Вон, письмо вам, - выползла из сеней Степанида.
За месяц, что он тут жил, она так ни разу и не назвала его ни Борисом, ни Борисом Кузьмичом, а все - вы, вас, вам.
- Печенья не осталось, Степанида Климовна? - спросил соседку.
- Сушки только.
- Сушки пойдут, дядь Вась? - крикнул в открытую дверь своей конюшни.
- Давай.
- Вот, - протянула соседка глубокую фаянсовую миску с отбитым голубым ободком, полную поджаренных, обваленных в маке маленьких баранок.
- Письмо, - повторила, - возьмите.
И тут, машинально глянув на конверт, Курчев узнал Ингину руку.
- Ты чего, пить или читать собрался? - выглянул в коридор Василий Митрофанович. - Серьезное, что ли?
- Да нет. Так... - застыдился племянник и, внеся миску с сушками, положил ненадорванный конверт на край стола, адресом вниз.
- Да что, читай. Я подожду. Хотя вот разлито, - кивнул на две кружки жестяную и глиняную. Племянник поднял жестяную и чокнулся с родственником.
- Ну, расти веселый, - обнял его дядька и Борис, расчувствовавшись, с пьяным мальчишечьим форсом сунул письмо в полевую сумку - дескать, кто мне сейчас роднее и важнее вас, дядя Вася, и не буду какие-то послания читать-отвлекаться!..
Сначала попеременно, а потом, ближе к донышку бутылки, перебивая друг друга, племянник и дядька стали предаваться сентиментальным воспоминаниям, и дядька все чаще шмалял племянника по затылку и тот в конце концов по-дурацки, чуть не плача, обнял его.
- Хороший ты парень, Борька, - тоже почти прослезился министр. Только деньги зря не спускай. И эти прибери, - кивнул на полевую сумку и тут же сам встал и аккуратно, с уважением, словно это было именное оружие, повесил сумку в шкаф.
"Так мне же с ней в часть ехать", - хотел сказать племянник, но в подпитии постеснялся.
- Торопишься? - улыбнулся дядька. - Ну и правильно. Служба прежде всего. Тебе к которому?
- Все равно. Главное, чтобы завтра к разводу.
- Дорога хорошая?
- Асфальт сплошь.
- Ну и не тушуйся, - по-отечески надел на него шинель, перетянул ремнем и вытолкнул в коридор.
- Чего я жалел всегда, Борька, - сказал он, стоя за спиной лейтенанта, который навешивал на дверь замок, - это, что ты мне только племяш. Понимаешь?
- Угу, - кивнул лейтенант, соображая, что родственник пьян не меньше его самого.
Ключ от замка, незаметно от дядькиных глаз, он пристроил на дверной притолоке.
6