- Погубит тебя анализ. А чего не пойти? Тем более, что на душе гадко после Марьяны. Было ли. чего у них с Алешкой? Чёрт разберет, - соврал себе и пошел еще медленней.
- Только не околачивайся возле ее дома, - добавил, словно давал зарок на будущее. - Жалеть будет. А что хреновей жалости?
Он снова вспомнил худого мужчину, спускающегося с горба переулка.
- Намерзся, бедняга.
Борис и сам начал замерзать и обрадовался, когда увидел поворот на отводное шоссе. По бокам росли высокие ели и ветра здесь было меньше. Теперь оставалось чуть больше половины пути, но зато не было никаких машин и ничто не отвлекало от раздумий.
- Наверно, ханурик из редакции, - подумал о худощавом ухажёре. - А то уж больно много получается: муж, Алешка, я...
- А ты при чем? - перебил себя.- Ты вообще сбоку припёку. Консультант по Теккерею...
Постепенно пустой чемодан стал что-то весить, и Курчев все чаще менял руку. Пальцы в старых нестиранных шерстяных перчатках отчаянно зябли.
- А сколько может быть мужчин у порядочной женщины?
- Одновременно? - перебил себя.
- А чёрт его знает как... Проклятый империализм. Все хорошие девчонки давно, как колонии, под чьим-нибудь мандатом. Только с бою и отнимешь. Или она ничья? Что значит - ничья женщина? Самостоятельная? Сейчас очень много самостоятельных. Равноправие.
"Наверно, те, кто замужем, мечтают на волю, а те, кто сами по себе, замуж хотят. Но Инга еще молодая. Года двадцать три, ну, четыре... Кто замужем раз побывал, тот сразу опять не захочет. Может, у них с Алешкой не так уж серьезно? Радость великая с таким обормотом мурыжиться. Хотя вот Марьяшка двумя руками вцепилась. Ни черта ты, Курчев, в этом не смыслишь. Напиши новый реферат. О браке, например. Нет, это художественная литература. Лирика."
На этих восьми километрах стояло две деревни. Первую лейтенант прошел даже не подумав о ней.
"Хорошо бы у шлагбаума часовой кемарил, - вернулся к армейским неприятностям. - А впрочем, чёрт с ним. Раз к разводу поспею, плевать на разговоры. Пусть себе потом доказыва-ют..."
Он слишком устал и теперь еле передвигал ноги. Невдалеке чернела вторая деревня. Времени было без семи пять, но света в ее избах тоже не горело.
- А чего вообще женятся? - вернулся, как голодный к уже обглоданной кости.
- Некоторые сами. А есть такие, которых силком ведут или в такое положение ставят, когда удрать никак нельзя. У Лешки вроде так получилось.
Он плохо знал историю Лешкиной женитьбы, но чувствовал, что тот расписался с Марьяной без особой радости, хотя ни о каких будущих детях речи не было. Впрочем, в момент женитьбы Курчев загорал в своем номерном училище и впервые увидел молодоженов только в апреле, когда они съездили в Питер на медовую неделю и оттуда на полтора часа завернули к Борису.
Вид у новобрачного Лешки был тогда невеселый, а невеста, вернее молодуха, Борису очень понравилась. Тогда ей было двадцать семь, но выглядела она моложе, лицо было свежим, серые глаза удивительно большими (и не только от туши), а пухлые яркие губы вовсе не были накрашены. Она нисколько не задавалась, вела себя мило и скромно, тут же на скамейке у КПП стала говорить зачуханному курсанту "ты" и, когда интерес к ней снующих мимо курсачей и солдат роты охраны несколько поутих, вытащила из закрытой сумки и сунула Курчеву в карманы шаровар две запечатанные четвертинки. В общем, она работала под своего парня, и за два года Курчев в ней почти не разочаровался.
Но сейчас, бредя по ночному прыгающему с холма на холм шоссе, он злился на нее, что вытащила его в отпуск из другого полка, где он прошлый год был в командировке. Тот полк отстоял от большой магистрали на три километра, и добираться туда из Москвы была пара пустяков. Кроме того, в том полку не было никакой дисциплины и если бы тем офицерам показать Ращупкина, они бы приняли его за монстра или за пугало аракчеевских времен.
Но Марьяна все-таки была ничего. Тогда, в апреле 52-го года, она ему очень понравилась, и он никак не мог понять, чего это кобенится Лешка.
- Вот, женился, - кивнул он тогда на Марьяну. - Смотри, не сотвори подобной пошлости.
Марьяна сидела рядом, непреклонно улыбаясь.
- У тебя, конечно, тугриков нет? - вздохнул Лешка и вытащил из бумажника полусо-тенную. - На вот. Больше, к сожалению, не имеется. Прокутили. Пьет она, как лошадь. Следственная женщина, - кивнул на молодую жену.
- Брось, - буркнул курсант, отводя Лешкину руку с купюрой.
- Бери, - сказал кузен. - Мы отсюда уже на вокзал. Медовка проведена. Теперь и развестись можно.
- Чокнутый? - подмигнул тогда Курчев Марьяне, пытаясь свести все к шутке.
- Ваш родственничек, - улыбнулась она. - Я его еще не вполне раскусила.
- Дурень, - пожал плечами Борис. Ему жаль было невестку. Ему и сейчас было ее жаль, хотя за два года Алешка так и не собрался развестись.