Демократизация

В целом те авторы, кто анализировали южноевропейские и латиноамериканские демократические транзиты, особенно в Испании, Бразилии и Чили, подчеркивали роль заключенных на стадии транзита «пактов» в установлении стабильной демократии (см., напр.:[711]); те же, кто рассматривали Центральную и Восточную Европу, особенно Чехию, Эстонию, Венгрию, Латвию, Литву, Польшу, Словению и Хорватию, не придавали этому большого значения (см., напр.:

[712]). В данной группе стран в качестве ключевого эпизода рассматривается успех акторов в создании своего рода коалиции, учреждающей новый режим, необязательно формализованной или явной, но поддерживающей новые демократические институты: важно, чтобы новые институты были, по крайней мере, признаны элитой и, в значительной степени, народом, и больше не подвергались угрозам со стороны большинства населения. Само по себе это не является значимым аспектом перехода к демократии. Транзиты могут лишь имитироваться, что и показали некоторые кейсы из Центральной и Восточной Европы, однако упомянутый аспект становится значимым для последующей стабилизации режима (см. следующий раздел).

Пятый и последний аспект мы считаем самым важным в анализе транзитов, а именно – преемственность или разрыв преемственности партийных акторов. Этот аспект легко отследить и оценить. Он касается того, сохраняется ли одна и та же элита в условиях, когда политический контекст остается примерно одним и тем же, или того, меняется ли элита и связи между ею и народом до и после демократического транзита. Если же попытаться глубже исследовать этот аспект, то становится очевидным, что он важнее четырех других. По сути, когда мы комбинируем размах применения насилия, участие, структурирование конфликтов и базовое соглашение с преемственностью или разрывом преемственности партийной элиты, мы получаем три базовые модели изменений: преемственность элит, преемственность партий, разрыв преемственности элит и партий.

Преемственность элит, преемственность партий, разрыв преемственности элит и партий

Исследуя вопрос преемственности, мы обнаруживаем две модели. Первая модель, преемственность элит, характеризуется наличием акторов внутри элиты, которые были активны в период недемократического (часто авторитарного) режима[713]

и продолжили свою активность на всех стадиях изменений вплоть до момента установления демократии, а в отдельных случаях даже и после этого, в период демократической консолидации. Эти акторы внутри элиты в додемократические времена существовали не как партия, но были членами правительства на разных его уровнях, зачастую не на первых ролях. А в период кризиса режима и далее во время перехода к демократии и установления демократических институтов эти акторы могут входить в демократические партии, в основном правого толка, которые либо становятся оппозиционными, либо оказываются партиями-инкумбентами, иногда проходя через ряд внутренних трансформаций.

Когда имеет место значительная преемственность элит, степень применения насилия и законного участия во время транзита низки, если такие явления вообще имеют место. Активизируется небольшое число расколов, а базовое соглашение, известное как «пакт» (см. выше о придаваемом ему некоторыми авторами важности), заключается в явной форме и касается в основном процедурных вопросов. Более того, преемственность элит влечет за собой сохранение старой правовой системы. Это позволяет контролировать процесс трансформаций и облегчает легитимизацию институциональных изменений внутри социальных групп, которые по-прежнему лояльно настроены к предыдущему режиму и опасаются изменений. Можно обнаружить подобное развитие событий в Испании, Чили и Бразилии. Словом, это возможный вектор развития во всех регионах, где в качестве отправной точки выступает авторитарный или даже традиционалистский режим; данная модель может обнаруживать себя не только в Южной Европе или Латинской Америке, но и в Юго-Восточной Азии.