Следующим утром он проснулся еще до будильника и свернулся калачиком на постели, внутренне съежившись. Он слышал тихое дыхание Линды у себя за спиной и хотел обернуться проверить, смотрит она на него или нет, по почему-то боялся. Странно, но лежа в постели, он себя чувствовал слишком заметным и уязвимым; у него было чувство, словно он плачет внутри себя, и его захлестнуло почти неудержимое желание повторять вновь и вновь: Прости меня. Прости. Он хотел встать и пойти в душ, но решил, что лучше дождаться звонка будильника. Обычно так всегда и происходит по утрам. По крайней мере, он думал, что так происходит. Почему он не уверен, что именно делает каждое утро? Что за бред?
и когда будильник наконец зазвонил, Гарри тут же вскочил с кровати и побежал в душ. Вода, стекающая по коже, действовала успокаивающе, и ему стало легче. Он пробыл в душе дольше обычного, но в итоге ему пришлось выключить воду и выйти из безопасной, уютной кабинки.
За завтраком он сидел как на иголках, весь дерганый и раздраженный, и не мог посмотреть Линде в глаза. К счастью, ребенок капризничал, и Линда говорила с Гарри только через плечо или на бегу из кухни и в кухню. Он постарался закончить завтрак как можно скорее, но так, чтобы его спешка не слишком бросалась в глаза. На самом деле, ему даже не приходилось заставлять себя жевать медленнее, потому что его мутило от одного только вида еды, и кусок не лез в горло, но он через силу жевал и глотал, сосредоточенно изучая узор у себя на тарелке. Домучив завтрак, Гарри надел пиджак и даже нашел в себе силы поцеловать Линду в щечку, перед тем как уйти на работу.
Госссподи, как хорошо оказаться в лифте… То есть было хорошо, пока кабина не остановилась и не ввалился какой-то придурок. Гарри уставился на носки своих туфель. Внутри все кричало, подгоняя треклятый лифт ехать быстрее. Уже можно было сто раз доползти до низа…
он на улице. Черт, тошнота никак не проходила. Внутри все горело. Это из-за вчерашнего ужина. Надо было не обжираться. Ладно, гребись все конем. Бога ради, чего так убиваться из-за какого-то разового минета –
вот и убежище. Его кабинет. Дверь плотно закрыта. И будет закрыта, если он пожелает. Все пройдет. Занимайся работой. Работа и «Пепто-Бисмол» все поправят… Черт! А проверил ли он трусы? Хотя ничего на них нет. С чего бы там что-то было? И она все равно ничего не заметит. Зачем ей разглядывать его трусы? Просто швырнет их в пакет и отправит в прачечную. Все будет в порядке. Ничего страшного не случилось… Зазвонил телефон, Гарри вздрогнул и отшатнулся от аппарата, как от готовой к атаке кобры. Телефон все звонил и звонил, Гарри взял трубку и чуть ли не застонал от облегчения, услышав голос Луизы. Он так крепко зажмурился, что глаза еще долго отказывались открываться больше чем на секунду, даже когда он повесил трубку, еще много долгих слепящих минут…
погрузился в работу, и вскоре она захватила его целиком, и все его мысли были заняты только работой, и его должностными обязанностями, и связанной с ними ответственностью, и так прошел целый день, но когда Гарри приехал домой и уже поднимался в лифте к себе на этаж, его вновь охватило смущение и тревога. Он пытался себя убедить, что Линда сейчас занята Гарри-младшим и своими хозяйственными делами, но все равно время от времени ощущал, что она замечает, что он ведет себя странно – не так, как обычно, – и он старательно делал вид, будто с ним все нормально, и сам понимал, что слегка переигрывает, и перестраивался на ходу, чтобы все-таки прийти в норму, хотя и сам толком не понимал, что значит «норма».
Уже совсем поздно вечером, когда Гарри пытался смотреть телевизор, Линда вышла из детской, подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку. Гарри зажмурился, внутренне сжавшись в ожидании…
еще раз. Временами мне кажется, что я совершенно тебя забросила.
Забросила? Он старался дышать по возможности тише.
Да.
Почему ты так думаешь? Он очень старался, чтобы его улыбка не превратилась в истерический смех.
Ой, знаешь, милый, Гарри-младший отнимает почти все мое время, и я постоянно при нем, и иногда мне начинает казаться, что я совсем не уделяю внимания тебе. Что я занята только сыном и домом и не нахожу ни минутки для моего дорогого, любимого мужа.
Гарри улыбнулся, мысленно вздохнул с облегчением, раскрыл объятия, и Линда уселась к нему на колени. Да, в последнее время жизнь была непростой, но я тебя прощаю.