Демон-Инквизитор (СИ)

Я услышал, как что-то стукнуло об столешницу. Решив, что это поднос с моей едой, я открыл глаза, наклоняясь вперед, но встретился взглядом с кулаком. Кастет ударил мне в лицо, и я рухнул назад вместе со стулом. Кто-то в зале заржал, а прямо надо мной удовлетворенно хмыкнули.

– Что за чертовщина? – прокряхтел я, приподнимаясь и пытаясь сориентироваться после неожиданного удара и падения, но мне не дали времени: еще один удар вызвал новую порцию смеха.

– Ты инквизитор? Что с твоим мундиром? Выглядишь как нищий попрошайка. Где твоя честь, червяк?

Надо мной стоял какой-то амбал. Если бы не его собственный наряд, я бы, может, и понял, что его просто несет после выпивки. Но инквизиторский крест на груди, пришитый к черно-красному плащу пастора, дал мне понять, что намерения здоровяка совсем иные. На его руке был кастет, смоченный свежей кровью. Я коснулся рассеченного виска.

Мрачно вытерев разодранные губы, по которым текла кровь, я вспомнил о спутнице: «Алиса небось сейчас кричит от счастья». Я поднялся с пола, и пастор вперил в меня агрессивный взгляд.

– Почему не отвечаешь, инквизиторишка? – здоровяк стал разминать пальцы. – Ответь мне, почему ты так наплевательски относишься к собственному мундиру?

– Не лезь ко мне. Я пришел и заплатил за свою еду, если у тебя с этим проблемы, то все претензии к трактирщику, который согласен меня обслужить, – ответил я, щупая рукоять меча.

Пастор заметил это и сплюнул с презрительной ухмылкой.

– Скольких кровососов порезал уже? Одного? Половинку? Четвертинку? Или ты только себе обрезание сделал пока что?

Снова взрыв смеха. Смеялись почти все, кто был здесь до моего прихода – сидели, подняв пьяные рожи, и хрюкали от радости. Только пара человек старалась не смотреть в нашу сторону. Я вздохнул, снова отер свежую кровь и оставил меч в ножнах. Взяв кружку эля, я сделал пару глотков и без размаха вмазал в лицо пастору. Не ожидавший резкого удара, амбал сделал шаг назад, вытирая лицо от остатков напитка. А потом, заметив, что большая часть эля разлилась по его одежде, снова посмотрел на меня: на этот раз его взгляд был не просто злым – разъяренным.

– Падла, – зашипел он, замахиваясь кастетом, но я не стал ждать, пока он что-то сделает.

Коснувшись рукояти, я посмотрел на здоровяка. Он подставился под удар. И я понял…

Я могу это сделать.

Я слегка наклонил тело, чтобы было удобнее резать; лезвие начало движение, и вместе с этим я выкрикнул:

– Симфония металла!!

Меч загудел и засветился ярким светом. Так, наверное, выглядит ярость – почему-то я ощутил это, оно шло от клинка, вытекало из него в мою руку. Лезвие шипело, словно яркий огонь, на который плеснули воды: пламя приугасло и тут же взвилось вверх, негодуя и разрывая само себя от злобы. Клинок мчался к телу пастора, и за это время успел разгореться ярче солнца – меч вспыхнул, взорвался светом, и все ослепли.

А когда свет угас, пастор все еще стоял передо мной. Он моргнул, посмотрел на мой меч, перевел взгляд на меня и захохотал. Закинув голову, он ржал во всю глотку, и вместе с ним ржали все остальные. Лезвия у моего меча не было. Я сжимал в руке один лишь эфес. Даже трактирщик, поставив на стойку поднос с едой, едва сдерживал улыбку.

Я, осмотрев меч, тоже усмехнулся.

– Забавно. Ну ладно, – сказал я и пожал плечами. – Держи.

Пастор принял от меня эфес меча. Его пальцы сомкнулись на рукояти, а слезы, вызванные смехом, были утерты о тыльную сторону ладони.

– Рассмешил меня, малец, – довольно сказал инквизитор. – А что это за вспышка была? Неужели ты какой-то порошок взорвал? Да тебе фокусником надо быть, правду говорю!

Я лишь с усмешкой кивнул: я чувствовал свой клинок и прекрасно знал, что лезвие не пропало.

Пастор посмотрел на рукоять в руке. И взорвался. Его тело извергло из себя кровавый поток, взвившийся вверх – жидкость брызнула, змеей расползаясь в воздухе, развеваясь как миллиарды флагов, обагренных заходящим солнцем. Несусветный крик разорвал воцарившуюся тишину – казалось, сама кровь визжала, разрываясь об потолок и падая на пол; извиваясь и агонизируя, кровь билась в судорогах, пропитывая каждую клетку людей, сидящих и стоящих в комнате, разрывая каждую частичку воздуха. От пастора пошли искры, разрядами взрывающиеся в воздухе и замирающие у эфеса – это мелкие осколки клинка собирались воедино, выполнив свою работу. Тело человека, обрекшего на себя вторую часть Симфонии, было полностью уничтожено.

Я просунул руку в кровавый поток. Что-то подсказало мне, что внутри все еще находится последняя часть, последняя деталь пастора. Я нащупал ее. И сжал, вытаскивая из кровавых струй, бритвенно-острыми жалами разрывающими воздух. Птица, освобожденная из клетки человеческого тела: сердце яростно стучало в моей ладони, дрожа под взглядами сидящих в трактире. Оно толчками выплескивало кровь, и оно же подарило мне механизм: тонкая нитка серебра вместе с кровью вышла из аорты, оплетая мою кисть и вползая мне под кожу.

Я почувствовал ее.