Демон. Одиночка

Всю дорогу до машины я весело болтаю с Микаэлем, игнорируя тяжелые взгляды своего опекуна.

Не знаю, как так получается, но к тому моменту, как мы устраиваемся на заднем сиденье и отъезжаем с парковки, заставленной машинами, у Мажора неожиданно садится батарейка, и он отключается на полуслове.

– Что это за тип тебя клеил? – тут же налетает на меня с вопросами Курт.

Я довольно улыбаюсь, вспомнив Платона. Его просто потрясный голос, глубокий взгляд темных глаз, и… улыбка становится еще шире.

Это почему-то выводит Курта из состояния устойчивого спокойствия.

– Я спросил, что это за хмырь! – рычит он мне в лицо, грубо хватая за локоть.

– Ой, Курт, да прекратите уже строить из себя грозного опекуна, – язвительно фыркаю я, освобождая зажатый локоть. – Тем более что он не хмырь! – заступаюсь за своего нового знакомого. – Его Платоном зовут…

В этот момент перезванивает Микаэль, я беру мобильник в руку, нажимаю на трубку и…

Рявкнув что-то очень устрашающее на непонятном для меня языке демонов, Курт вырывает телефон из рук, открывает окошко и на полном ходу выкидывает мой аппарат.

– Черт! – встаю коленями на сиденье, оглядываюсь назад. – Курт, вы спятили? – возмущенно рычу я, глядя на стремительно уносящуюся вдаль дорогу.

Оборачиваюсь с желанием попросить водителя остановиться, чтобы подобрать мой телефон, и явственно слышу, как знакомо щелкает система блокировки.

Не поняла. Они что, всерьез считают, что я настолько безбашенная, что выпрыгну на полном ходу?

– Мы еще не договорили, – холодно заявляет сидящий рядом Курт, но это сегодня уже в третий раз, а потому холодный тон уже не оказывает на меня прежнего эффекта.

– Серьезно? – рычу я, возвращаясь на сиденье. – А знаете, да, Курт, мы с вами действительно не договорили! Вернее, мы даже не начали с вами разговаривать!

– Даже так? – снисходительно улыбается он, а у меня руки так и чешутся засветить ему промеж глаз.

– Да, Курт! – повышаю я голос – потому что сколько уже можно терпеть творящийся беспредел. – Опекун должен заботиться, а вы… вы…

– И что же я?

– А вы вышвыриваете мой телефон только потому, что симпатичный парень попытался со мной познакомиться.

– Симпатичный, значит…

Черты его лица заостряются и приобретают хищническое выражение. Сжав кулаки, мужчина недовольно играет желваками и смотрит на меня с угрозой.

– Курт, вы вообще слышите, что я вам говорю? – ору я, хватаясь за голову.

– Прекрасно слышу, – холодно и немного надменно отзывается он. – Поэтому, может, снизишь немного тон?

Я его сейчас тресну! Точно тресну!

– А знаете, почему я сейчас ору на весь салон? Потому что меня бесят эти двойные стандарты! Вам, значит, с Ульрикой можно «сюсю-мусюсю», а мне даже поговорить с парнем категорически запрещено?

Мой упрек срывается с губ и мчится к цели. Но, видимо, соображалка у Курта работает нынче немного не так, как должна.

– Эва, ты ревнуешь… – говорит он мягким полушепотом и наклоняется немного ближе к моему лицу.

– Нет, Курт! – рявкаю я. – Ревность – это дать в морду родному брату за приятно проведенную ночь с девушкой, а я – в ярости!

Я отворачиваюсь, затем максимально отодвигаюсь от него и застланным яростью взором смотрю на пролетающие мимо машины.

Яблокова, какая же ты молодец! Наконец хоть что-то ему сказала!

– Эва… – через какое-то время зовет Курт вполне мягким голосом.

Но я еще не готова идти на мировую.

– И не называйте меня так! – раздраженно смотрю на мужчину. – Е-ва-а! – тяну по слогам. – Курт, учите русский!

Я вновь отворачиваюсь к окну, молча глотаю подступившие слезы обиды и изо всех сил сжимаю пальцы в кулаки.

Где-то глубоко внутри черная банка угрожающе грохочет бездной, и я чувствую, как по щеке ползет слеза. Быстро смахиваю ее ладошкой, пока никто не заметил, и неожиданно громко и печально всхлипываю на весь салон.

Да что с тобой такое, Яблокова! Ты что, собираешься расплакаться на глазах у трех мужчин?

Нет, плакать я не стану, я буду терпеть до того момента, пока мы не приедем и мне не разрешат побыть немного одной в своей новой комнате трехэтажного особняка.

Еще один громкий всхлип портит все мои планы остаться незамеченной.

Черт, Яблокова! Ну, что за дела?

– Тише, девочка, – успокаивающе шепчет Курт на ухо. – Иди ко мне…

Я закрываю глаза, издаю нечто совсем уж близкое к истерике и совершенно не сопротивляюсь сильным рукам, которые усаживают меня на колени к Курту.

– Ну, откуда эти слезки, девочка? – мягко шепчет он, поглаживая меня по спине. – Ты же такая стойкая…

Он наклоняется, целует меня в лобик и, перейдя на язык демонов, что-то едва слышно шепчет, а я плачу и плачу, не в силах остановиться.

Зачем он так? То стаскивает с меня трусики – и такое ощущение, что соблазняет, то дарит мне целомудренный, отеческий поцелуй в лобик. Я растеряна до глубины души. Все это сбивает меня с толку, и я никак не могу понять, что сама чувствую к этому противоречивому мужчине.

– Ты же знаешь, что я забочусь о тебе? – шепотом спрашивает он, едва я немного успокаиваюсь и затихаю, прижавшись щекой к его груди.