Я давно не обращал внимания на то, каким высоким он был, даже несмотря на преклонный возраст. Высоким, как король.
– Адриан, я не уверен, что мы способны настолько измениться, – произнес он. – Наши переживания – лишь одежда. Ты не корабль Тесея.
Я вздрогнул и посмотрел Гибсону в глаза. Они по-прежнему были серыми, туманными, не яркими зелеными. Его нос по-прежнему был помечен, как у преступника. Совпадение. Но совпадений не бывает – события просто сводятся к одной точке, словно указывая на некие высшие силы.
– Тесей… – Я отвернулся. – Его корабль изменился, но сам он, полагаю, нет.
– Как говорится, целое дерево в семечке кроется. – Гибсон положил руку на каменные перила. – А целый человек уже сокрыт в эмбрионе. – Он смотрел на меня сквозь пелену. – Ты не слишком отличаешься от себя прежнего. Просто повзрослел и стал собой.
– Значит, я не тот, кем ожидал себя увидеть, – возразил я и пошевелил левой рукой. Спустя несколько лет бодрствования я привык к шрамам.
– Мы уже это обсуждали, – сказал Гибсон. – Кто стал тем, кем ожидал? Я готов побиться об заклад, что Криспин тоже не такой, каким ты его представлял.
– Криспин всегда был в отца.
– Криспин никогда не был в отца. – Гибсон клацнул латунным наконечником трости по брусчатке, вдруг напомнив мне Райне Смайт – хотя покойная рыцарь-трибун пользовалась тростью только для вида. – В отличие от тебя.
– Что?! – вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы.
– Спокойно, мой мальчик, – улыбнулся Гибсон из тени и похлопал меня по плечу. – Не забывай, я знал Алистера, когда тот был еще юношей. Смерть отца потрясла его. Лорд Тимон был добрым человеком, но вел разгульный образ жизни. Алистер боялся стать таким, как он, равно как и ты боишься стать таким, как Алистер.
– Я его не боюсь.
– Разумеется. – Схоласт снова улыбкой нарушил положенную ему сдержанность. – Ты боишься себя.
Он сделал два шага назад и ткнул меня тростью в грудь:
– А? Ты смотришь в зеркало, видишь свои глаза и опасаешься, что стал им. Но это опасение и делает тебя похожим на него. Он боялся повторить судьбу твоего деда. Выходит, эта жилка, эта черта у вас общая.
Он развел указательный и большой пальцы на миллиметр и посмотрел вверх, на следующий лестничный пролет:
– Может, заберемся на стену?
Когда мы поднялись по винтовой лестнице круглой башни и вышли на крепостной вал, он произнес:
– Однако у вас есть одно существенное различие.
– Какое же?
– Ты не одинок. Алистер всегда был один. Твоя мать не хотела за него замуж. Их поженили, когда они были совсем юными, и для Алистера это стало ударом, хотя он никогда этого не показывал. Его отца убили, его мать поселилась затворницей в Обители Дьявола и больше не покидала башню. Друзей у него не было. – Гибсон умолк на секунду, потом добавил: – А у тебя есть доктор.
Я улыбнулся и остановился над водой, как мы тысячу раз делали и здесь на Колхиде, и прежде на Делосе.
– Валка, – произнес я, не в силах сдержать кривую улыбку.
Под нами воды хранилища плескались о подножие холма. Я видел рыбачащих с пирса братьев ордена. Глубоко внизу несли свой мрачный дозор атомные бомбы Тора Арамини, следя, чтобы зло не вырвалось из архива Гавриила, где оставалась Валка.
– Адриан, не потеряй ее, – сказал Гибсон тоном, какого я прежде от него не слышал. Привычной умиротворенности как не бывало; со мной как будто говорил не Тор Гибсон, а некто иной, еще более старый. – Мы живем в других людях. Они не дают нам утратить человечность.
– Не потеряю, – тепло улыбнулся я старику. – И тебя тоже.
Я смотрел на Гибсона, поражаясь серьезности и эмоциональности, вдруг появившейся в его знакомом голосе. Но я видел того же схоласта, которого давно знал, и впервые отважился спросить:
– Кем ты был прежде?
– До того, как меня приняли в орден? – уточнил Гибсон.
Он окинул взглядом водохранилище, и я подумал, что он не ответит.
– Какая разница? Я тот, кого ты видишь.
– Для меня это важно, – сказал я, взяв его за руку.
Гибсон не шевелился, лишь повернул голову к заходящему солнцу и полоске света между Атласом и горизонтом.
– Нет. Не важно. – Он повернулся ко мне с улыбкой. – Может, в другой раз.
Мы долго стояли в тишине. Вдали кричали чайки, напоминая о детстве, и пусть небо было чужим, воздух здесь казался таким же. Возможно, Гибсон был прав. Стоя рядом со стариком над водой, я вновь чувствовал себя мальчиком на крепостном валу Обители Дьявола, в день, когда сэр Феликс пометил Гибсона за соучастие в моем побеге.
«Семечко и дерево», – подумал я.
Может, так и есть. Может, мы с тем мальчиком в самом деле не столь отличаемся друг от друга.
– Жаль, что тебя не отпустят с нами на Фессу, – сказал я без предисловий.
Гибсон поставил трость между изъеденными эрозией крепостными зубцами и прислонился к стене.
– Мне тоже, мой милый мальчик. Мне тоже. Но я больше никогда не покину этот атенеум.
– А если я затребую твои услуги? – предложил я.
Востребование позволяло схоласту оставить обитель. Варро и другие схоласты, служившие за пределами атенеумов, получали такой документ.