Мы ещё долго сидели в этом тёмном, но уютном зале ресторана. Остальные посетители сменяли друг друга, а наш огромный стол со своими беседами никак не затихал. Наша компания настолько привыкла проводить время вместе за месяц пребывания в лагере, что и за его пределами нам хотелось подольше продлить нашу встречу. В какой-то момент я всё-таки умудрилась взять Максима за руку, под предлогом посмотреть на линии на его ладошке. Если честно, я ничего не понимаю в хиромантии, мне просто хотелось прикоснуться к его рукам. Ещё я предложила ему съездить со мной покататься на сноуборде. Он тогда очень удивился насчёт того, что у меня «есть» сноуборд. А фактически я соврала. Нет у меня никакого сноуборда. Но если он согласится пойти со мной кататься, то я сразу же его куплю. В этом вся я, если нужно – «сделаем»!
Когда мы, наконец-то, вышли из ресторана, и отошли в сторонку, Максим долго делал вид, что не помнит, что именно хотел мне рассказать. Может таким образом он проверял мою способность угадывать, врёт он или нет. По итогу разговора, я сделала вывод, что, скорее всего, он что-то всё же утаил и рассказал не совсем то, о чём изначально хотел сказать, или то, но не в полном объёме. На мой очередной вопрос, вспомнил ли он о чём хотел мне рассказать, Максим в итоге ответил: «Да. В общем я хотел сказать, что, вполне вероятно, что я и вправду стану подкаблучником, так как я рос без отца».
Вкратце он рассказал историю о том, что случилось в его семье, что когда Максим был в первом классе, его отец упал, и ему нужно было ухаживать за ним. Меня переполняли различные эмоции. С одной стороны, мне было приятно, что он по доброй воле поделился со мной очень личной, на мой взгляд, информацией, а с другой стороны, мне стало жалко его. Я смутно представила себе его детство, каким оно могло быть. Я хотела было спросить его о маме, как вдруг нас окликнули, и мы были вынуждены вернуться к ребятам.
По дороге до остановки Максим сказал, что живёт всего в 20 минутах ходьбы отсюда, и поэтому не поедет с нами на автобусе, и то, что он предпочитает ходить пешком. Я хотела взять его под руку, но он отказал мне со словами: «Я не люблю так ходить». Ну ничего страшного, за сегодняшний день я и так получила большую порцию времени и информации от Максима.
Дома, я ещё долго прокручивала в голове весь прошедший день. Он был полон событий и переживаний, таких, что не сравнятся с обычным, рядовым школьным днём. К тому же гадание учительницы никак не выходило у меня из головы. Насколько оно правдиво, насколько можно верить в слова другого человека? Вот я и решила записать все события в дневник, в надежде, что мне полегчает, и пока я писала вышеописанные события, ВКонтакте мне пришло сообщение от Максима:
«Наивная какая, всему веришь. Не стоит верить всему, что тебе говорят».
Дорогой дневник,
3 октября, среда.
Вот и наступил октябрь. Несколько дней я ничего не записывала в дневник, но это не значит, что ничего не происходило. Пока я в школе на уроках, в отдельной тетрадке, а иногда и просто на отдельном клочке бумаги, я пишу короткие заметки, делаю зарисовки диалогов, записываю тезисы, чтобы потом изложить события в своём «официальном» дневнике. Так что, вот какие вещи я отметила для себя за прошедшие дни:
Сидели мы как-то на уроке алгебры. Максим решал какой-то пример, а я в это время краем глаза подглядывала и списывала у него, чего уж таить. Он это заметил, но ничего не сказал, только негромко, укоризненно вздохнул. Потом оказалось, что он неправильно решил тот самый пример, который я так уверено списывала. Я, без задней мысли, лишь по инерции, вздохнула и потянулась за штрихом, при этом тихо сказав: «Вот блин!». Но я это произнесла не потому, что он ошибся в расчётах, а потому, что я не люблю пользоваться штрихом, а теперь придётся марать им тетрадь. И тут он как начал кричать…
Максим: Иди отсюда!
Таня: Что? Почему?
Максим: Сначала списываешь, а потом жалуешься! Устал от тебя! Уходи!
Его приятель, наш одноклассник, который сидит за партой позади нас, услышав его слова сказал: «Ты как с женой разговариваешь?». На что Максим ответил – «Ну а что! Она вообще бессовестная. Зачем тогда списывать, если потом ещё и недовольной остаётся? И вообще, как же я устал от тебя, Таня, когда же ты, наконец-то, оставишь меня в покое. Раздражаешь!» Я оцепенела, естественно. Сидела и молчала, пыталась сдерживать подступающие слёзы. Затем, с гордым видом, я отодвинулась на край парты, и так и просидела весь оставшийся день.
А вообще, если честно, то мы часто сидим на максимальном расстоянии друг от друга, насколько нам позволяет парта. Иногда, конечно, бывает, что мы начинаем решать что-нибудь увлечённо вместе, или возникает необходимость делить учебник, тогда мы можем сесть поближе друг к другу. А как ссора, то всё – километры между нами.