День гнева

- Включи чего-нибудь погромче, - попросил Казарян, взял в каждую руку по стулу и поставил их рядом с большим динамиком. Ходжаев поиграл на клавиатуре пульта, и понеслась Мадонна. Вкусы у кандидата искусствоведения были примитивные. Кандидат еще что-то поправил на пульте, убедился, что все в порядке, и направился к Казаряну и двум стульям. Уселись.

- Следовательно, ты считаешь, что меня слушают, - констатировал догадливый Ходжаев.

- Вероятнее всего, Ленчик.

- А почему, как думаешь?

- Потому что ты на них работаешь.

Мадонна сексуально визжала. Ходжаев, мутно глядя на Казаряна, подмычал мелодии, не стесняясь, энергично поковырялся в носу и, естественно, хорошо подумав во время свершения перечисленных актов, спросил:

- Считаешь, что я в Конторе служу?

- Для такого вопроса ты слишком много думал. Значит, ты думал о другом, Ленчик. Темнить собираешься?

- Сейчас я никому не служу, - цинично (не отрицая, что служил, когда надо и кому надо) признался Ходжаев, а далее продолжил уже о другом:

- Времени совсем нет, понимаешь, Ромочка? Игорный бизнес, оказывается, непростая штука. Кручусь, как белка в колесе, по восемнадцать часов в сутки.

- А с дамочками как? - тоже о другом спросил Казарян.

- С дамочками туго. Забыл, как это делается.

- И не вспомнил, когда к тебе Татьяна Горошкина явилась?

- Так, - выпучив от сосредоточенности глаза, бессмысленно изрек Ходжаев и повторил: - Так... что ты знаешь, Рома?

- Я разбежался и тебе все сказал. Мы еще с тобой долго-долго говорить должны. Предварительно. Будем говорить, Ленчик?

Мадонна завопила о другом. Шелковое покрытие динамика аж слегка шевелилось от этих воплей. Ходжаев думал. Подумав, ответил вопросом же:

- Есть ли смысл в этом разговоре?

- Твой вопрос, как я полагаю, надо понимать так: "Что я буду с этого иметь?" Отвечаю: полезную для тебя информацию.

На этот раз времени на размышления у Ходжаева оказалось намного больше: от дверей Арсенчик катил сервировочный столик с бутылкой виски, чашей со льдом и тарелкой с соленым миндалем.

- Прошу вас, - вежливо предложил он выпивку, уже подкатив столик.

- Спасибо, - машинально поблагодарил Казарян.

- Я все запомнил, дорогой гость, - в ответ сказал Арсенчик.

- Он меня пугает? - удивленно поинтересовался Казарян у Ходжаева.

- Ну, молодой, молодой он! - уже раздраженно объяснил Арсенчикову позицию Ходжаев. - Горячий. Налей-ка нам, гордый кавказец.

Глядя только на бутылку и стаканы, молодой горячий кавказец разлил по двум толстым стаканам, кинул кубики льда и осведомился вроде бы опять у бутылки:

- Я могу уйти?

- Иди отдыхай, - за бутылку ответил Ходжаев и, когда Арсенчик вышел, сказал Казаряну: - Естественно, за эту информацию ты потребуешь информацию у меня.

- А ты как думал? Баш на баш.

- Оно, конечно, баш на баш, но кто-нибудь, один из двоих всегда выигрывает. Вот я и прикидываю, кто выиграет.

- Ты, - уверенно сказал Казарян.

- И что же я выиграю?

- Жизнь, Ленчик, свою жизнь или точнее: продолжение своей жизни.

- Следовательно, сейчас моя жизнь в опасности?

- Ты даже не представляешь в какой!

- В какой же? - не дрогнув поинтересовался Ходжаев.

- Не по правилам, Ленчик! - уличил его Казарян. - Не получив от тебя ничего, я должен отдавать свои сведения бесплатно?

- Ты сказал мне страшные слова, Рома, а эти слова должны быть без всяких условий подтверждены фактами или хотя бы мотивированными предположениями. Здесь игры не бывает и правила отсутствуют.

Ходжаев взял со стола полный стакан и не спеша стал лить его в себя, зубами придерживая льдинки. Отхлебнул и Казарян из второго стакана. Похрустели миндалем. Как бы в оргазме задыхалась Мадонна.

- Ты прав, Ленчик, - наконец согласился Казарян. - Вполне обоснованное и страшное предположение: мы в цепочке, звенья которой методически и последовательно уничтожаются и будут уничтожаться в дальнейшем.

- Я не причем, Рома. Я вне цепочки.

- В день самоубийства Горошкина его законная супруга действовала по твоей подсказке. И вот чем все это закончилось!

- Чем? - тихо спросил уже сильно взбаламученный Ходжаев.

- Так ты не знаешь, что преданно любившая мужа Татьяна Горошкина, узнав о его смерти, в непереносимом горе тотчас последовала вслед за ним, приняв горсть снотворного и отворив все газовые конфорки?

- Ты выдумал все это, Рома, чтобы меня попугать посильнее?

- Дурачок, этим не пугают. Давай-ка выпьем еще.

Казарян налил Ленчику, налил себе, аккуратно ложечкой кинул в стаканы по три льдинки и только после этого всего позволил себе взглянуть на Ходжаева. Ленчик поплыл. Вроде все по-прежнему, - и поза, и выражение лица, но было ясно - плыл, расплываясь в нечто студенисто-дрожащее.

- Ты выпей, выпей, - подсказал, что надо делать в такой ситуации, Казарян. Проследив, как Ходжаев проделал это, добавил жалеючи:

- Они сочли целесообразным не сообщать тебе пока о ее смерти.

- Почему? - быстро спросил Ходжаев. Все-таки был стерженек в пареньке: он сумел собраться.

- Чтобы ты не беспокоился и не готовил себя к подобным неприятностям. Чтобы, когда обнаружится надобность, брать тебя доверчивым и тепленьким.