День гнева

– Не пьют, ты прав, – согласился англичанин. – А так хочется, чтобы она была!

– Удача и есть удача. Ее всегда хочется.

– Не так, Дима. Завтрашняя наша удача – это спокойная и безбедная жизнь на все оставшиеся нам годы. А неудача…

– Неудачи не будет! – решил плейбой и уселся, наконец. – Давай без слов посидим и хоть минуток на пять словим кайф.

Сидели молча, ощущали, как по жилочкам растекается солнечное тепло и бодрая уверенность в том, что все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – вслух выразил эту уверенность Дима.

– Дай-то Бог, дай-то Бог! – откликнулся англичанин.

– Про Бога – не надо, – попросил плейбой.

– Ты что, в связи с модой поверил в Бога?

– Поверил, не поверил, а лучше – не надо.

Англичанин ликующими глазами уставился на Диму. Догадался:

– Ты боишься, Димон.

– А хотя бы? – вызывающе ответил плейбой.

– Не стоит. Меньше ошибок наделаешь.

– Вот ведь повезло мне со старшим товарищем. Не успел он посоветовать, как я сразу перестал бояться.

– Не заводи себя, Дима. Истерику накатаешь.

– А может, мне сейчас нужна истерика?

– Ну, тогда валяй, – разрешил англичанин, и в тот же миг у плейбоя пропало желание истерической раскрутки. Он налил одному себе немного, на донышке – быстро выпил и понял вслух:

– А ты умеешь со мной.

– Умею, – согласился англичанин. – И не только с тобой. Поэтому и бугор среди вас.

– Ну, не только поэтому…

– Ты сейчас про моих высоких родственников заговоришь. Дима, отыгрываться не следует. Отыгрываешься, значит уже проиграл.

– Говорим, говорим, – плейбою опять надоело в кресле. Он выбрался из него и пошел гулять по ковровой дорожке. – А все оттого, что и ты боишься. Ты боишься, Женя?

– Боюсь, – признался англичанин.

– Кого?

– Всех.

– А конкретнее?

– А конкретнее – никого. Нет персонажей, которых я боюсь, Дима.

– По-моему, ты врешь. Я знаю кого ты боишься.

– Кого же я боюсь? – высокомерно спросил англичанин.

– Обыкновенного мента. Ты Смирнова боишься, Женя.

– Не Смирнова – Смирновых. Знаешь, их сколько?

– Марксистско-ленинская философия все это. "Единица – ноль!" процитировал поэта плейбой и, глянув на часы, предложил: – Бояться как раз надо единицы. Ну, я на явочную, на последнюю встречу с нашим Витольдом.

53

В неизменной униформе последнего времени – в каскетке, в куртке с высоким воротником, прикрывающим рот и щеки, Зверев вышел из явочной квартиры на Малой Полянке в половине одиннадцатого, а точнее – в двадцать два тридцать две, не торопясь и не проверяясь (знал, что его охранно ведут три прикомандированных к нему помощника) он дворами вышел к Садовому, прямо к остановке "Букашки". Долго ждал позднего троллейбуса. Троица неподалеку скучала в замызганном "Москвиче".

У метро "Парк культуры" были в пять минут двенадцатого. Трое из "Москвича" проследили как Зверев, выйдя из подземного перехода, пересек под путепроводом Комсомольский и через сквер направился к дому. "Москвич" на зеленый спустился к набережной и по малой дорожке проехав мимо международных авиакасс, свернул в помпезные ворота узкого двора. Рассчитано было точно: Зверев подходил к подъезду. Вошел. Водитель выключил мотор, и все трое расслабились в малом отдыхе перед дальнейшей работой. Однако правые свои ручки держали по-наполеоновски – чуть за бортами пальто.

Но опасна она, расслабка-то. Ствол с навинченным глушителем – возник у виска водителя совершенно внезапно, и голос с приблатненным пришептыванием посоветовал:

– Не рыпаться. Задним затылки сверлят. Ты ручки на приборную доску, а вы оба на сиденье перед собой.

Деваться некуда: трое исполнили, как приказано было. Тотчас были распахнуты дверцы, выдернуты из наплечных кобур пистолеты и тот же голос приказал:

– Выходить по одному. Ты – первый, водила.

Водила вышел и понятливо распластался на радиаторе. Его обшмонали основательно, завели руки за спину и защелкнули наручники. Такую же процедуру прошли и двое с заднего сиденья.

Во двор задом, а потому и медленно, въезжал воронок.

– Что здесь происходит?! – визгливым начальственным голосом прокричал с верха лестницы, ведущей в сквер, старичок-былинка с чистопородной левреткой на поводке. – Я – генерал-лейтенант КГБ и не позволю свершиться беззаконию в моем дворе!

– А в чужом? – тихо поинтересовался один из тех, кто открывал дверцы воронка. Но главный стремительно заглушил его, подобострастно доложив:

– Рэкетиров взяли, товарищ генерал!

– Добро, – похвалил генерал и, глядя, как задрав изящнейшую ножку, мочится на камень любимая собачка, добавил: – Так и действуйте в дальнейшем: энергично, решительно и без суеты. По-суворовски.

Молчаливые рэкетиры влезали в воронок.

…Казарян поднялся на четвертый этаж пешком. У обитой черным дерматином двери его ждали Сырцов и Коляша.

– Как клиент? – тихо поинтересовался Казарян.

– Успокоен, – доложил Сырцов.

– Тогда действуй, – разрешил Казарян.

Сырцов нажал кнопку звонка. Квартира, видимо, была большая – долго шел к двери Зверев.

– Кто там? – осведомился он неробко.

– Это я, Геннадий Сырцов. У меня к вами поручение от Смирнова, Витольд Германович.

Зверев распахнул дверь и увидел троих.

– Это еще что такое?