День гнева. Повести

— А зачем? — удивилась Галя.

— Для конспирации, — шепотом пояснил Казарян.

— Ну, раз для конспирации… — Галя покорилась и лихо метнула рюмку.

— Из всего-то вы цирк устраиваете, — сказал Смирнов и поднялся. — Пойду прогуляюсь.

Для начала он спустился в сортир. Справив дела, вымыл руки и посмотрелся в зеркало. Не поняв, хорош он или плох, Смирнов закрыл глаза, помотал башкой и снова посмотрел на себя. Вроде ничего. Стуча палкой, поднялся по лестнице и свернул налево, в бар.

Полным-полно там народу было. Девицы все с пацанами. Сидели за столиками, высасывали через соломинки нечто желто-ледяное из высоких стаканов. Глубинно, как из подземелья, неслась через динамики стационарного магнитофона глухо булькающая музыка, давали беззвучные картинки два включенных телевизора, и, естественно, мелькал красный свет. Смирнов подошел к стойке и с помощью палки взобрался на высокий табурет. На единственный свободный. Рядом сидел обожженный человек в бабочке.

— Пачку «Беломора» и попить что-нибудь, — сказал Смирнов бармену и добавил, увидев непонимающе поднятые барменские брови: — Не выпить, а попить.

Бармен шикарно швырнул пачку папирос под правую руку Смирнова, где-то под стойкой сорвал крышку с бутылки «пепси» и опрокинул ее над большим стаканом. Пена поднялась шапкой, но на стойку не сползла. Постояла-постояла, да и осела в стакан. Бармен был умелец. Смирнов отхлебнул водички, закурил беломорину.

— Мусор, — глядя на стойку, с ненавистью и убежденно сказал человек в бабочке.

Смирнов сполз с табурета, заглянул в обожженное лицо, спросил, утверждая:

— Значит, разговора не будет?

— Мусор, — повторил человек, не меняя позы. — Мусоряга.

Смирнов улыбнулся и пошел, нарочито стуча палкой и хромая.

— Ну, а теперь я поем, — сказал он, устраиваясь в купе надолго. И стал есть. И все за столом ели. Царили оркестровые децибелы, способствуя пищеварению. Как могли, а могли сносно, занимались аэробикой разноцветные танцующие молодцы и молодицы, радуя глаз.

— Кофе настоящего, не вашей бурды, а настоящего, кофе покрепче. Сможешь? — дал заказ вновь подошедшему Жеке Смирнов.

— Раз взялся, значит, смогу, — снисходительно ответил Жека.

— По две чашки! — крикнул ему в спину Казарян, а Алик спросил, не обращаясь ни к кому конкретно, у ситуации спросил:

— Встретят?

— Скорее всего, — подтвердил Смирнов его догадку.

— В солнечном сплетении у меня слегка засвербило, — радостно сообщил Казарян.

— Для сведения некоторых, по легкой эйфории забывших о своем возрасте. Каждого из нас хватит, в лучшем случае, на два полноценных удара, — сказал Алик.

— Достаточно! — беспечно откликнулся Казарян. — Достаточно для шпаны.

— А ты знаешь, сколько их будет? — откликнулся Алик.

— Неважно, сколько их будет. Важно то, что нам с тобой надо будет сразу же уложить первых трех. Вначале Саня с палкой должен быть резервом главного командования.

— Они же меня будут доставать, — напомнил Смирнов.

— Вот поэтому начать нам удобнее, — окончательно решил Алик.

Галя мало что понимала, и от этого непонимания испугалась очень. Она смотрела на них и катастрофически трезвела.

— Галя, вы машину водите? — спросил Смирнов. Казарян ответил за нее:

— Водит, водит, кто теперь не водит. — И с ходу понял все, что надо. — Галочка, как выйдем, ты, не обращая внимания на то, что будем делать мы, сразу к машине и заводи. Возьми ключи.

Галя взяла связку и, рассматривая брелок, — непристойного младенца — поинтересовалась:

— Ну, заведу. И что?

— А ничего. Сиди и жди. — Казарян посмотрел на Смирнова. — Пойдем, а?

— Кофейку попьем, Рома, — напомнил Смирнов.

Алик попытался угадать:

— Колотун, что ли?

— Легкий, — признался Казарян. — С отвычки.

Жека принес кофе и встал в стороне, ожидая похвалы за качество. Смирнов отхлебнул малый глоток кофе и оценил по достоинству:

— Отлично, Женюрка. И — быстренько — убытки.

— Уговор дороже денег, — народной мудростью намекнул на обещанное Жека.

Смирнов поставил чашечку на блюдце и полез в карман.

Объявив последний номер, музыканты отыграли его и стали симулировать подготовку к уходу. Следовательно, одиннадцать. Но все так быстро не кончается: от широко гуляющего столика уже шел к сцене гражданин с купюрой. Подошел, пошептался с руководителем, и оркестранты, как бы с неохотой, вновь разошлись по своим рабочим местам. «А потому, потому, потому, что светофор зеленый!» — заверещал солист.

Они допили кофе.

— Пошли, — предложил Казарян, и они пошли. На лестнице Алик сказал с тоскливой надеждой:

— Дыхалки бы хватило…

Галя шла впереди, метрах в десяти, направляясь к железнодорожной платформе, у которой, среди таксомоторов — местных и московских — стояла казаряновская «восьмерка».

От продуктовой палатки наперерез им, не торопясь, двинулось несколько человек.

— Шестеро, — подсчитал вслух, негромко, Алик.

Шестеро пропустили Галю и перекрыли путь старичкам. Грамотно, вполне грамотно. Троим у платформы оборону держать еще можно, а посреди пустой площади — задачка.

— Саня, ты между нами, — напомнил Алик.

Шестеро приближались. Все в светлом, как положено ныне молодым. А человека в черном с ними не было.