День гнева. Повести

Резкий крик донесся снизу и тут же сдавленно прекратился. Скрываясь от света резких фонарей в тени тротуарных деревьев, Виктор осторожно пошел туда, откуда донесся крик. Вот они: метрах в тридцати от него на неряшливом пустом пространстве, возникшем на месте снесенного дома, трое деловито и умело били четвертого. Один из троих держал страдальца, зажав ему рот, а двое колотили в него, как в барабан. Некоторое, достаточное для троих время, Виктор любовался поучительным зрелищем и, наконец, сочтя экзекуцию достаточной, вскричал нервным, взволнованным, высоким голосом:

— Что здесь происходит?!

— Атас! — крикнул державший, уронил страдальца на землю, и троица кинулась по улице вниз. К фалосу.

Виктор бегом преодолел тридцать метров, отделявших его от лежащего, и, тревожно дыша, склонился над ним.

— Что с вами?

Диме Федорову некогда было отвечать: он, раскинув руки по поганой земле и прикрыв глаза, стонал. Виктор с трудом приподнял его, усадил. Дима, как пьяный же, вяло обрадовался, произнеся невнятно:

— Витя.

— Димка! — вполне правдоподобно изумился Виктор. — Кто это тебя? За что?

— Помоги мне, Витя, — жалобно попросил Дима.

Виктор крепко взял его за талию, и оба, кряхтя, встали в рост.

— Руки, ноги целы? — спросил Виктор.

— Не знаю. Я домой хочу. Доведи меня, Витя.

Что и требовалось доказать. Виктор закинул Димину руку себе на плечо, ухватистее взял за талию и осторожно повел его вверх к богатому дому с уютными окнами. Ребята поработали добросовестно. Дима передвигался весьма неумело, каждый свой шаг отмечал легким постаныванием.

В квартирке — бомбоньерке холостяка-греховодника Виктор постарался привести страдальца в порядок: раздел, умыл, осмотрел подвергшееся побоям тельце, для понта смазал некоторые места йодом, вновь одел — в халат — и с материнской нежностью усадил в мягкое креслице. Осведомился:

— У тебя выпить есть что? Тебе выпить надо.

— В холодильнике посмотри.

Не холодильник — скатерть-самобранка: и водочка трех сортов, и колбаска — сервелат, и колбаса салями, и окорок, и сыр швейцарский, и огурчики, и помидорчики.

— Меня паразит Юрка не кормил! — объявил Виктор. — Я жрать хочу.

— Бери что хочешь, — томно разрешил Дима.

На журнальном столике Виктор изобразил что надо. И выпить, и пожрать.

Налил Диме в стакан, себе в большую рюмку.

— Ты что, не на автомобиле? — спросил Дима, поднимая стакан слабой рукой.

— Думал Юрка поднесет, поэтому и гортранспортом прибыл, — ответил Виктор и посоветовал: — Ты сразу все махни. Поможет.

Дима по-бабьи сосал из стакана, а Виктор одним движением вылил рюмку в себя. И замер: прямо перед собой на стене увидел большую фотографию в тонкой раме, на которой хозяин дом в камуфлированной куртке и такой же каскетке восседал на лихом коне, а коня держал под узцы сопливый витязь — конюх.

Виктор закашлялся и поставил рюмку на стол.

— Ты закусывай, — оторвавшись от стакана, предложил Дима.

— А ты пей, пей, — приказал Виктор.

Дима наконец умучил полторашку и, стараясь не колыхать свой поврежденный организм, осторожно откинулся в кресле. Однако, видимо, потревожил в себе что-то, потому что горестно пожаловался:

— Болит Витя, все болит!

— Тогда еще сотку, — решительно определил вторую дозу лекарства Виктор и, отмеряя ее в Димин стакан, посоветовал: — Ты бы лучше не трогал местных девочек, Дима.

— Да не трогал я никого! — со слабым отчаянием возразил Дима.

— Ладно, что я тебя не знаю, что ли! Юбки же не пропустишь. А здесь юные аборигены — народ суровый. Район-то какой — грузины! Ну, будем!

Он и себе налил рюмку. Выпили. Бодрее стал Дима, бодрее: сотка прошла без пауз.

— Это не из-за баб, Витя! — сказал он, запив сотку водичкой. — И не местные пацаны меня избили, а бандиты, настоящие бандиты!

— Когда тебя бьют, всегда кажется, что бьют тебя богатыри. У страха глаза велики, Дима. А ты у нас хилый, интеллигент с пылким воображением. — Сообщив это, Виктор деятельно приступил к поглощению дефицитных колбас и сыров. Дима с обидой наблюдал за этим процессом. Собирался, чтобы ощетиниться. Собрался:

— Меня сегодня били в первый и в последний раз в жизни. И тем, кто сделал это, еще сильно аукнется.

— Ой, не замахивайся, Дима, ой, упадешь! Кто ты есть в наших суровых сегодняшних буднях? Фрей Тонконогий, лох от стенки…

— Почему от стенки? — перебил Дима. Стенка эта показалась чрезвычайно оскорбительной.

— Потому что у тебя, если ты за стенку не держишься, тонкие ножки подкашиваются. Стой у стенки, Дима, и не двигайся.

— А если стенка вместе со мной на них двинется? — загадочным вопросом предположил Дима и высокомерно глянул на Виктора. Уже хорошо поплыл с непривычных двухсот пятидесяти. Виктор нарочито паузил, оторвался от пищи, отдышался, со вниманием приступил к очередному наполнению жидкостей. Дима гордо ждал ответа на свой вопрос.

— Стенку твою по доскам разберут, а последней досточкой тебя по голове, — лениво обрисовал перспективу Виктор и поднял рюмку: — Будем, Дима!

— Моя стена — стальная! — возвестил Дима. — Помнишь про легионы Цезаря? Стена из сверкающих щитов надвигается мерно и неостановимо. И горе тому, кто станет на ее пути!