День гнева (сборник)

Из широко растворившихся дверей вокзала вывалила на холодный перрон компания малайцев. Десять, может двенадцать человек, я не считал. Какой смысл? Все они были похожи друг на друга, у всех в руках были длинные, явно тяжелые саквояжи. Они неплохо прибарахлились в Спрингз-6. Шкуры бобров. Я усмехнулся. Где-нибудь в их Малайе только этого и не хватало. Я не понимал, что они тут делают. Чем хуже в каком-нибудь Куала-Лумпуре или в другом городке с не менее змеиным названием?.. Они обтекали меня, низкорослые крепкие, живые, я шагнул в сторону, чтобы не мешать им, и в этот момент тяжелый саквояж с силой ударил меня по колену.

— Полегче, братец!

В саквояже явно находились какие-то металлические детали. Его хозяин, маленький, смуглый, голова его еле доходила до моего плеча, что-то быстро сказал. Его голос прозвучал сердито, чуть ли не угрожающе, но больше всего мне не понравились его глаза — глубокие, черные, яростно посверкивающие. Глаза фанатика. Он сказал что-то еще, но его окликнули — “Пауль!”, кто-то из малайцев подхватил его под руку и увлек в сторону. Он яростно оглядывался, но вернуться ему не дали. Издали, из-за деревьев, уже прорывался, дробился на рельсах луч прожектора. Плевать я хотел на этого маленького малайца, если даже он угрожал мне. Гораздо больше меня трогало другое: ко мне так никто и не подошел. Был ли это человек в старомодном долгополом пальто, о котором говорил кассир? Я не знал этого. Оставалась последняя надежда: возможно, он отыщет меня в поезде…

Я помог войти в вагон фермерам с их тяжелыми корзинами и двум — трем старикам. Я незаметно оглядывался. Я дождался того момента, когда перрон совсем опустел. Стоя на подножке я смотрел, как медленно поплыл от меня перронный фонарь. Да, в Спрингз-6 ничего не случилось.

2

Еще место работы, Эл, выбирай его тщательно. Выбирай его так, чтобы оно не бросалось в глаза, чтобы оно всегда было для тебя удобным

Альберт Великий (“Таинство Великого деяния”) в устном пересказе доктора Хэссопа.

Я вошел в третий от головы поезда вагон. Всего их, кажется, было семь. Я еще удивился: для кого, собственно, пускают ночью семь вагонов? Малайцы вряд ли пользуются этой линией часто, а те три фермера с корзинами, которым я помогал, вполне могли бы ехать И утром. Старики в счет не шли. Почему бы им не подать в ночном поезде? Может, скорость, погромыхивание колес на стыках окрашивают их ночное одиночество? Удивил меня и подвыпивший усатый франт в распахнутом плаще, из-под которого виднелся темный костюм прекрасной тонкой шерсти. В руках у него была тяжелая деревянная трость. Присев, он положил на нее руки и высокомерно, даже презрительно поглядывал на моих бобров с корзинами, потом голова его опушилась, он подался к стене и скоро уснул. Мне было все равно, куда он едет, откуда он возвращается. Ничто в его биографии меня не интересовало и не могло интересовать.

Я вышел в тамбур и закурил.

Мне не повезло, дело не выгорело. Запоздало подумал: послать в Спрингз-6 могли и Шмидта. Он человек терпеливый, он бы получил удовольствие от прогулки по городу — он вырос в таком же.

Я смотрел в окно.

Деревья действительно красноватые… Наверное, под ними растет шалфей… Легко и странно несло из-за окна прелой листвой… Где-то там, за буграми, за откосами гор есть, наверное, ручьи, перегороженные плотинами настоящих бобров…

Осень.

В Спрингз-6 никто ко мне не подошел…

Почему?

Доктор Хэссоп всегда умел увлекать, но, в свою очередь, шеф никогда не тратился на прожекты. А эту поездку шеф одобрил. С большим интересом он отнесся и к встрече доктора Хэссопа с незнакомцем. Это ж какая температура должна была быть развита в гнезде перстня, чтобы раскурить, разжечь сигару? И это странное обращение — милорд… Весьма редкое по нашим дням обращение… Оно звучало бы иронично, не будь оно обращено к доктору Хэссопу… А может, это был алхимик, кто-то из тайных мастеров, продолжающих свои странные поиски и в наше время? Кто-то из тех загадочных людей, что, незамечаемые, влияют на судьбы мира, кто-то из тех загадочных мастеров, чье существование всю Жизнь мучило и волновало доктора Хэссопа и связи с которыми оно терпеливо искало опять же почти всю Жизнь?..

Алхимики… В наше время…

Я усмехнулся.

Ни один коллега доктора Хэссопа не стал бы и рассуждать на эту тему всерьез, да, собственно, и сам доктор Хэссоп, говоря об алхимиках, имел в виду вовсе не всю эту необычайно широкую область, что включает в себя и религию, и философию, и магию, и науку, и искусство, — он говорил о неких тайных мастерах, объединенных в один великий союз, в одну единую тайную мастерскую. И не случайно рядом с наукой здесь стоят искусство и артистизм, ведь именно артистизм позволяет, пользуясь одной и той же кистью, одному создать простенький наивный рисунок, а другому Джоконду. А разница между простеньким рисунком и Джокондой, несомненно, есть.