День, когда мы будем вместе

Едва стемнело, как я вышел на террасу. У меня уже не было дрожи от одной только мысли о том, что вот сейчас я гляну вниз и увижу Агнешку. Прав был Федор Михайлович: человек, подлец, ко всему привыкает. И все же я смотрел на площадь и в результате высмотрел там Антипа. Он ходил вокруг пруда, опустив голову и заложив руки за спину, точно искал что-то и все никак не мог найти. Я быстро сошел к нему, он встретил меня ворчанием.

– Шли бы вы лучше домой, Тимофей Бенедиктович, – сказал он, не глядя в мою сторону. – От вас одна головная боль.

– Знакомая припевка, – огрызнулся я. – Вы кого-то ждете здесь?

– Да, жду… одну даму, – с вызовом ответил он.

– Она сегодня не придет, – сказал я. – Знаете, что, Антип Илларионович, а пойдемте-ка ко мне. Там с террасы все видно. Настойки опять же вашей примем.

Раздумывал он недолго, и вскоре мы сидели на террасе, потягивали виски и говорили о скромности и непритязательности джазовых музыкантов в сравнении с другими артистами. Временами мы поднимались с кресел и внимательно оглядывали площадь…

* * *

…На следующий день к нам вернулось лето. Солнце расщедрилось и обласкивало своими лучами всех, кому не лень было дотащиться до пляжа. Я заставил Агнешку надеть мой любимый купальник, в котором она походила на статуэтку, и мы, взяв у Пламена водный велосипед на два места и пиво, навострили курс на Турцию, пока паренек из службы спасения не объяснил нам, что мы ушли немного левее. Тогда мы, обидевшись на самих себя, остановились на полдороги, и я упросил Агнешку спеть мне тот самый вокализ, который я слышал миллион лет назад, возвращаясь с пляжа мимо их дома. Хитро прищурив глаза, она вытребовала у меня согласие быть ее послушным и верным рабом до конца дня, а потом запела. Да простят меня все матроны джаза, но ни одна из них не доставляла еще мне такого удовольствия, какое я получил тогда, тихо покачиваясь на волне среди мирного моря. Вокализ был коротким, исполнялся Агнешкой озорно, сочно, с очень верными акцентами – и счастливым лицом. Я держал ритм, постукивая по облезлому сиденью, и в концовке даже успел вставить и свое словцо, то есть, временно одолженное у Сэчмо. Вы наверняка знаете это его хриплое «oh eah», и оно завершило наш концерт для солнца, бриза и любопытных рыб, мелькавших в наших водах. Я обнял Агнешку и поцеловал по странности бережно и даже целомудренно…

Дома я купал ее. Она кобенячилась, и мне пришлось шлепнуть Аги по заду, что вызвало у нее немалый восторг и требование делать это каждые пять секунд. Тело ее покрылось красивым, ровным загаром, за исключением двух полосок у груди и у бедер. Я намыливал варежку и водил ею мягко по своей неусидчивой возлюбленной с видом человека, протиравшего лобовое стекло у машины, но руки плохо слушались меня и все норовили посетить места, куда ход им был заказан. Агнешка, в общем-то, не противясь лазутчикам, отмечала их появление милейше звучавшим птичьим щебетанием, дополняя его выпячиванием нижней губы, которая у нее была ох как хороша. Сполоснув капризулю теплой водой, я завернул ее в широкое махровое полотенце и отнес в кровать, а сам полез под холодный душ, чтобы снять с его помощью жестоко терзавшее меня возбуждение. Отфыркиваясь, как притомленный боевой конь, я вдруг увидел, что Агнешка стоит в дверях и разглядывает меня сквозь широко расставленные пальцы, закрывавшие лицо. Я отвернулся от нее и спросил:

– Девочка, тебе разве не говорили, что подглядывать нехорошо?

– Интересно, Лидия видела тебя вот т а к? – спросила она, проигнорировав мое замечание.

– Я на пляже так не хожу…

– Дело не в пляже, – покачала она головой. – Просто с Лидией тебе было бы легче.

– В некотором смысле да, – охотно подтвердил я. – Значительно легче в определенных местах.

– Даже так? – сказала она. – А тебе не говорили, что нехорошо беседовать с дамой, повернувшись к ней спиной?

Я бросил в нее банную варежку, и моя подопечная с воплем исчезла в дверном проеме.

Делая ей затем массаж, я старался думать о поэте Вениамине, о том, какой он противный жлоб, и какая у него жирная харя. Следом пошла большая-пребольшая Надя с волосатыми ногами, а там откуда-то сам по себе вынырнул комбат и с важным видом поинтересовался, а сменил ли я подворотничок. Кому-то все это могло показаться смешным и не нужным, но я прекрасно себя чувствовал, и лезть под холодный душ мне было не надо – до той поры, пока разомлевшая от моих рук Агнешка не решила, что вводная часть завершена и пора переходить к основной теме.