Я уже знал, как все это будет выглядеть, что пойдет за чем и чему будет предшествовать, поэтому когда она, максимально подготовив себя, попыталась притянуть мои руки к своей шее, я не позволил ей сделать это. Надо было видеть свирепых зверьков, метавшихся в зрачках ее глаз, и как она их осадила, поняв, что испугом меня ей не взять. Тотчас безжалостных созданий сменили две сиротки, две нищенки, молившие о черствой корочке сочувствия, и вот тут я сломался и сомкнул руки на ее шее – руку, если быть точным. Не следует описывать, что было потом, перед тем, как глаза ее закатились, и она впала в беспамятство. Признаться, я растерялся. Начал щупать пульс там, где его и в нормальном состоянии обнаружить трудно, искал стакан с водой, который стоял перед носом, а надо-то было всего пару раз не сильно шлепнуть ее по щекам…
Когда она очнулась, я ощутил, что меня трясет. У пана Гжегоша было бренди, и мне пришлось воспользоваться им. Я налил себе и Агнешке, и через десять минут мы уже курили, вспоминая только что пережитое. Вспоминала Агнешка, а я в основном слушал, пребывая в ужасном состоянии от того, что тоже потерял над собой контроль, вовлеченный девчонкой в эти адские игрища.
Голос ее был тих и слаб, от бренди она порозовела, глаза вновь заблестели, и вид она имела вчерашней больной, сегодня резко пошедшей на поправку. Я ругал себя последними словами, а она рассказывала, что видела ангела. До меня плохо доходил смысл того, что я слышал. Мне хотелось уйти куда-то далеко и побыть одному, а в мои уши строем, как солдаты, нескончаемым потоком вливались шеренги восторженных слов, и я ненавидел самого себя за безволие и желание угодить.
За окном снова была хмурь. Я сказал, что нам пора убираться отсюда, но Агнешка еще повытягивалась с полчаса, покапризничала, и тогда я понял, что все обошлось…
В баре у Веселины мы сели в самом углу, где нас трудно было опознать. Нам уже не о чем было говорить, и мы просто смотрели друг на друга.
Народ постепенно заполнял пространство. Мелькнул за чей-то спиной Пламен, покрутил головой, перекинулся парой слов с Веселиной, в наш угол если и глянул, то обзорно, и ушел. Агнешка не видела его, так как сидела спиной к входу.
Молчание уже стало утомлять нас обоих, когда к нам подсели две агнешкины соплеменницы. Мы познакомились. Они откровенно разглядывали меня, точно я был выставочным экспонатом. Мне это было безразлично. Я рассказал им, что выполняя поручение пана Гжегоша, опекал одно неразумное существо, которое без присмотра могло бы причинить себе и другим массу проблем, но теперь, когда пан Гжегош и серьезная дама по имени Лидия на подходе, я готов доверить заботу о дитятке очаровательным пани. Половину из того, что я им говорил, они, скорее всего, не поняли, но меня это не заботило.
Когда они вернулись за свой столик, Агнешка произнесла, глядя на меня доверчиво и нежно:
– Тим, я хочу сказать тебе… – и запнулась, кусая нижнюю губу, мою любимицу. – Ты… Почему ты не в з я л меня сегодня, Тим? Я была готова ко всему, но я потеряла голову и находилась где-то далеко отсюда, а ты был здесь. Почему, Тим, ты не взял меня? Ты мог сделать это в ванной, в постели у Гжегоша, где угодно, но ты не сделал этого, а времени осталось мало, и они уже, наверное, приехали… Тим, я люблю тебя, и мне очень плохо теперь. Поцелуй меня.
– Увидят, – сказал я.
– Пусть, – улыбнулась она натужно, словно сквозь боль.
Я перегнулся через столик и поцеловал ее почти что братским поцелуем. Если бы я знал тогда, что это наше невинное лобзание будет последним…
Агнешкины подруги всю дорогу до дома о чем-то щебетали, и благо, что почти у входной двери их кто-то окликнул. На время мы остались одни, и я успел дать ей последние наставления: постирать на ночь носочки и трусики и не забыть почистить зубки, потому что все зайчики делают это без напоминаний.
Я нес эту околесицу от того, что не знал, как себя вести с ней после ее недавних слов. Они меня просто уничтожили своей убийственной логикой и безысходностью.
Агнешка слушала с прежней болезненной гримасой, которую при желании можно было бы назвать улыбкой, и, кажется, собиралась с мыслями, чтобы что-то сказать мне напоследок.
– Тим… – начала наконец она, но тут подошли щебетуньи и, взяв ее под руки, увели от меня, стоявшего тупо как столб посреди степи.
Я проводил их взглядом, пошел к Пламену и напился. Он не задавал мне никаких вопросов, только наливал, а когда я обмяк, уложил на топчан в своей бендежке, примыкавшей к бару, и даже уговорил Эллу спеть мне «You’ve changed» и еще что-то, чего я уже не разобрал…
Глава семнадцатая
Возвращаясь с завтрака, я заметил бежавшего ко мне Антипа.
– Она только что снова была здесь! – запыхаясь, проговорил он. – Я сам ее видел. Она стояла у пруда.
Я выбежал из холла, глянул вперед и влево, но там было пусто. Мы сели на лавочку, и я спросил:
– Как она выглядела?