День последней капли

– Да, вся в мать… в смысле…

– Я поняла. Ну что же, – поняв, что пауза ничего не изменит, доктор Фридман почти решилась. – Если тебе это так необходимо…

– Спасибо, Ники, я пришлю ее к тебе! – доктор Аудендейк словно испугался, что она передумает, – А то она так боится врачей! А к тебе придет без страха, я ей скажу, какой ты чудесный специалист, она не будет бояться.

– Я всё же застрахую руки, вдруг она кусается.

– Ники!

– Пусть приходит, я посмотрю, – уныло ответила она и положила подбородок на спинку стула. Ей вдруг, как часто в детстве, стало жаль себя и захотелось переключиться на спящий режим. Почему так может компьютер, которому это не особо и нужно, а человек не может! Ведь ситуации, когда лучше затаиться и отключить все шесть чувств – сплошь и рядом. Она вытерла и без того сухие ладони о коленки белых брюк и повторила, – Пусть приходит! Всё по-прежнему или что-то меняется?

Доктор Аудендейк живо закивал.

– По-прежнему. Пока да…

Он завис, обдумывая что-то, затем кивнул и собрался было уйти.

– Зря ты ее ко мне направляешь. С подобными страхами надо к детскому стоматологу. У него на этот случай игрушки предусмотрены, мультики всякие…

– Ники, прошу тебя! – доктор Аудендейк уже было снял очки для обычного ритуала протирания, но усилием воли нацепил их обратно, – ну за что ты к ней так? Что она тебе сделала? Вы ведь даже не общались ни разу. Она хорошая девочка…

– Нет-нет, пусть приходит, – доктор Фридман подняла глаза на растерянного друга и потянулась. Ощущение если не победы, то хотя бы отвоеванных рубежей привело ее в почти веселое настроение. За окном щебетали птицы, и ей подумалось «Ну я тебе покажу!»

Кивнув, доктор Аудендейк вышел и прикрыл за собой дверь. Он был вполне доволен как тем фактом, что трудный разговор уже позади, так и его результатом.

Он познакомил их в своем офисе в тот же вечер, «по горячим следам», чтобы Ники не передумала. Женька тогда как нельзя кстати зашла с пакетом круассанов. Папа любит круассаны, а мама не жалует, поэтому он ест такое лишь на работе. Женька знает это и иногда балует отца сладким.

Она вошла в кабинет, потрясая пакетом, источавшим аромат горячей ванили. Радость заговорщицкого единения с отцом переполняла ее, но на самом краю толстого ковра она замерла. У папы была гостья. По неоднократным рассказам Женька вмиг ее идентифицировала. Стоматолог. Папин друг. Та, у которой исчезают женщины, и та, – папа Женьку уже проинформировал, – что будет сверлить ее зубы. Друг-сверлитель смотрела на нее в упор и, казалось, внутренне ухмылялась. Внешне лицо было непроницаемым. Папа представил их друг другу и волосы на руках Женьки встали дыбом. Ужасные глаза. Просто как из преисподней. Как сломанные часы, на которых остановилось время, со зрачками похожими на оси, от которых отломили стрелки, глаза безвременья и вечности. Самой смерти. Линялые джинсы и футболка в как бы случайно спущенных петлях. На одном запястье был завязан синий шнурок. Волосы, мокрые от геля, зачесаны назад. Руки – сухие и сильные. Представить в них ребенка или бормашину было одинаково страшно. И еще губы – пухлые, чувственные, с впадинками в уголках, но до того бледные, что придавали ей вид мучимого жаждой человека. «Словно храм, отданный под музей», – подумала Женька. Она не знала, с чем пришла незнакомка и следует ли быть любезной, когда та спутала их круассановые планы, но на всякий случай улыбнуться стоило. Гостья немного помедлила, окинула ее оценивающим взглядом, крайне неприятным, кстати, потом тоже улыбнулась. «Николь Фридман – Евгения Аудендейк» – сказал отец. Женьку слегка задело, что он не добавил «моя дочь», но фамилия говорит же сама за себя, верно? Король может не упоминать, что это его дочь, достаточно слова «принцесса». Эта мысль ее утешила. Она запоздало вспомнила совет своей бывшей, имиджмейкера, и привела подбородок в положение «перпендикулярно ширинке четко параллельно полу». Так она выглядит неотразимее всего, это уже давно известно. Они заверили друг друга в том, что им обеим ужас как приятно познакомиться, и каждая поняла, что это, увы, не так.

Потом немножко поболтали о премьер-министре Балкененде и войне в Ираке – и Ники, отказав в благосклонности круассанам, уехала домой. Женьку знакомство в принципе успокоило, как будто заглянув в глаза смерти, она смирилась с неизбежным. И потом, врач с ласковым взглядом вызвал бы подозрение в коварстве, взгляд же Николь и ее подчеркнутая черствость не оставляли сомнений: она засверлит Женьку насмерть. Поверить, что человек с такими глазами не окажется садистом, было крайне трудно, но ведь папа так редко о чем-нибудь просит. Потом, наедине он долго уверял дочь, что в изуверских наклонностях Николь не замечена. Исходя из внешности, Женька сделала обратный вывод, но папа есть папа. Женька обещала на прием сходить. Папа не может так глобально ошибаться в человеке. Женька что есть сил напрягла воображение, и добавила чертам Николь нежной пастели. Самообман, но разве лучше стучать зубами от страха! Так или иначе, но ей придется стойко вынести визит к этой дьяволице.