День за два. Записки «карандаша» чеченской войны

История из раза в раз обрастала новыми подробностями, но с неизменным окончанием, природа в Карелии, как и в Сибири, великолепна. Детская новогодняя сказка. Леса, озёра такие же, только холоднее. Я слушал и, улыбаясь, сильно сомневался, что случай в разведке был на самом деле, но других рассказов о войне у деда не водилось. Помню лишь, до жути он не любил лето, несмотря на то, что сытнее. Болота, комары с мошкой и всюду преследующий тебя смрад убитых да запах крови. «Не дай Бог, летом долю солдатскую спытать», – говорил старик, не ведая, что внуку его суждено встать в строй именно в июне да на две с половиной тысячи вёрст южнее северных лесов, в бескрайних выжженных степях. Там, где лето круглый год, а в короткие зимние месяцы почему-то осень и весна вперемешку. Ну, а как по-другому? Военкомату не прикажешь, когда и куда тебя загнать, отдавать Родине долг, который ты у неё не брал» …

***

Увлёкшись чтением собственных записок сумасшедшего, как называл свой дневник, я не заметил вошедшего в санузел дежурного по роте.

– Вас там товарищ прапорщик зовёт, – громко объявил младший сержант и я, вздрогнув от внезапного испуга, захлопнул тетрадь.

– Чего? – переспросил Татарин

– Старшина Арутюнян в каптёрке ждёт, – объяснил Евдокимов, не скрывая презрения к нам.

– Идём, – пообещал Гафур, первым спрыгнув с подоконника и выкинув в урну окурок. – Дежурный, возьми кителя наши новые, поручи подшить.

– Что? – выражение лица младшего сержанта говорило, он и в самом деле не понимает сказанного.

– Подворотнички новые пришейте, – пояснил я, пряча в вещмешок тетрадку. – И не забудь именно дембельскую подшиву. Понял?

– Никак нет, – отчеканил Евдокимов.

– Шайтан, – вздохнул Татарин. – В пять слоёв складываешь и чёрной ниткой, и паутину не забудь. Вас, вообще, никто не учил что ли правилам приличия военнослужащего первого года службы?

– Никак нет, – упрямо повторил дежурный по роте.

– Что никак нет?

– Никак нет, это никак нет, – безапелляционно ответил младший сержант. – Я ничего не буду пришивать…

– Тебя никто и не просит, тебе по званию не положено, – усмехнулся я тупости младшего командира. – Тебе говорят, озадачь бойца какого-нибудь, знающего только, чтоб не испортил.

– Никому я ничего поручать не буду, сами себе пришивайте. Мы такие же солдаты, как и вы, и не важно, что вы старше призывом и были в Чечне. Я тоже рапорт написал, скоро уеду.

Давая нам понять, что мы с Гафуром в своей роте никто и звать нас никак, Евдокимов покинул санузел.

– Э, стой! – крикнул вдогонку Татарин и кинулся было бежать за дежурным по роте с вполне ясными намерениями, но я остановил.

– Не спеши. После отбоя посмотрим, чего он стоит.

– Рапорт он написал, неважно ему, – раздосадовано проворчал Гафур, надевая новую форму и с хорошо заметным нежеланием натягивая сапоги. – Тапочки надо достать.

– Ну, вот Евдокимов этот нам и достанет, – пообещал я уверенно, спрятав концы шнурков в берцы и потуже затянув свой вещмешок. – Пойдём, глянем, чем старшина угощать будет, а то кишки к позвоночнику пристыли.

– Не, реально беспредел какой-то в армии настал. Духи дедов ни во что не ставят, – не прекращал бурчать Татарин, пока мы не вошли в каптёрку роты и только чудом не утопли в собственных слюнках от запаха еды.

Сколько всего вкусного было на огромном столе: большие окорочка с золотой поджаренной корочкой; копчённая колбаса, нарезанная толстенными колёсами; душистая ржаная булка хлеба, разделанная на огромные дольки; нетронутый шмат сала с розовыми прожилками; в двухлитровой банке солёные помидоры и огурцы. И царствовал над этим праздником живота пузатый запотевший бутыль самогона.

При взгляде на всё это богатство, у меня пропал интерес к чему бы то ни было. Жизнь и без дембельских замашек вполне удалась.

– Ай, ребята, пришли уже, – всё так же счастливо причитал старшина. – Садитесь, садитесь, кушайте, дарагие. Как я радый, как я радый, что живые вы…

Мы уселись за стол и я, моментально водрузив на кусок хлеба колбасу, отправил бутерброд в желудок. В жизни ничего вкуснее не ел.