День закрытых дверей

– Хотите на него взглянуть? – Давыдкин посмотрел на Гурова с сомнением. – Учтите, наш клиент несколько отличается от вашего. Я имею в виду, что он весь распотрошенный, зрелище не для слабонервных.

– У меня крепкий желудок, – на этот раз улыбнулся полковник. – Ведите и не сомневайтесь, нашатырь мне не понадобится.

– Как скажете.

Давыдкин отвел Гурова в секционную и велел ждать. Несколько минут спустя он доставил туда тело Рауфа Гулиева. Через его грудь и живот проходил игрекообразный разрез. Здесь же, на каталке, в аккуратном сосуде со специальным раствором плавало сердце.

– Обычный срединный разрез по методу Лешке нарушил бы целостность структур раны, – как знатоку правил вскрытия, поведал Гурову Давыдкин. – Пришлось применить метод Сафира. Его не так часто приходится использовать, но в нашем случае этот вариант показался мне наиболее приемлемым. Видите, грудная клетка осталась нетронутой, и ваша чудесная рана тоже. Ее вид навевает вам какие-то особые впечатления?

– Увы, никаких, – Гуров на подначку Давыдкина не обиделся. – Быть может, если я взгляну на само сердце, что-то и проявится.

– Любой каприз, полковник, любой каприз. Давайте тогда вооружимся специальными приборами. Так вы точно ничего интересного не увидите. Без увеличения и подсветки дырка – это просто дырка.

Давыдкин прошел к несгораемому шкафу, достал с верхней полки два налобных микроскопа с мощной подсветкой, какими обычно пользуются хирурги, протянул один полковнику, второй надел сам.

– Итак, теперь вы готовы рассмотреть главный орган человеческого тела, – пошутил он. – Вы хоть знаете, как должно выглядеть сердце? Я имею в виду без ран и разрывов.

– Видел на картинках, – ответил Гуров. Он поставил банку с сердцем на высокую подставку и начал медленно ее вращать. Рана, которую нанесла органу пуля, выглядела не так ужасно, как представлялось полковнику. Даже рана на груди смотрелась страшнее. А здесь всего лишь небольшое отверстие диаметром чуть больше самой пули. Ровный край, без зазубрин и дополнительных разрывов.

– Вошла, как в масло, – услышал за спиной Гуров.

– Что? – переспросил он.

– Про такие раны говорят: вошла, как в масло, – пояснил Давыдкин. – Стрелок – явный профи, такой выверенный выстрел мало кому по плечу, уж поверьте мне. Подобные аккуратные раны встречаются раз на две тысячи огнестрелов. Я здесь такого насмотрелся, во сне приснится, на мокрых пеленках проснешься. Бывает, привозят огнестрел, а там от головы сплошное месиво, скула набок, нос в лепешку, глаза из орбит, и все это от одной крошечной пульки. А если в брюшину попала, так кровью и фекалиями всю секционную загадишь, пока ее выловишь.

– Значит, вы уверены, что наш стрелок – профессионал?

– Ну, или чертовски везучий сукин сын, – заметил Давыдкин. – Вы вот спрашивали, что в этом случае привлекло мое внимание, теперь я знаю, что: аккуратность. Аккуратность и четкость. Пуля вошла ровно между ребрами. Это, конечно, чистая удача, благодаря этому она не застряла в кости, не разорвала в клочья мускульный слой и вошла в сердце по сложной траектории. Поверните банку. Видите, входное отверстие на несколько миллиметров выше выходного. Расскажите это баллистикам, возможно, им удастся смоделировать траекторию полета пули.

– Тогда мне понадобятся снимки, словами тут не обойтись, – идея Давыдкина Гурову понравилась. – И входное отверстие в области груди тоже надо приложить.

– Хотите устроить фотосессию в морге? Валяйте, – разрешил Давыдкин. – Если я вам больше не нужен, я пойду. Оставите все здесь, как освобожусь, уберу.

Давыдкин ушел. Гуров сделал несколько снимков, с задумчивым видом постоял еще какое-то время над банкой с сердцем, затем снял микроскоп, отключил его от питания и пошел к выходу. С собой он уносил с десяток четких снимков и надежду на то, что баллистикам повезет больше, чем патологоанатому.

Поездка в морг заняла меньше времени, чем рассчитывал Гуров. К моменту возвращения в Управление лейтенант Хватов только-только приступил к обыску лодочного сарая. Гуров не стал ждать, пока доставят оружие. Он пошел к баллистикам, выложил перед ними снимки раны Гулиева и обозначил задачу. Те, как водится, поворчали на занятость, но просьбу полковника обещали удовлетворить.

Гурову оставалось только ждать, а это, как известно, самое сложное. Он сидел за рабочим столом и в очередной раз перебирал материалы дела. После посещения морга версия Умянцева уже не казалась ему чересчур абсурдной. Допустим, он говорит правду. Что тогда получается? Умянцев пришел к Гулиеву поздним вечером, но того дома не оказалось. Он затаился во дворе и стал ждать. Но ждал не он один. Кто-то желал видеть Рауфа так же сильно, как и Умянцев. Видел ли тот, второй, Умянцева? Наверняка. Раз уж он перед камерой засветился и жильцам дома показался, значит, и для того, второго, его пребывание не стало секретом.