Деньги

  Сам он был из крестьян, да, к тому же, беспартийный. Отличался, как говорится, умом и сообразительностью. Был избран членом Ревкома на собрании выборных. Поэтому ему поручили очень ответственное дело — заведовать Агитпунктом Ревкома. Должность — ничего себе, крестьянский пропагандист. Однако в дела контрреволюционные, судя по всему, посвящен не был, потому что пытался разрушить противоречия, вылезающие из каждого абзаца Кронштадской Резолюции. Вот и остался в конце-концов не у дел, в Финку не удрал, потому что не пригласили, зато был "взят в плен в бою у Петроградских ворот» на юго-восточной окраине острова. Так, во всяком случае, объяснил последним бойцам сопротивления командир мятежного 560-го полка, пожелавший остаться неизвестным.

  Также он потом указал следственной бригаде на Вершинина, как на самого главного повстанца в Кронштадте. В принципе на тот момент так дело-то и обстояло: все, кто захотел — ушли, кто не захотел — остались, кого не взяли с собой — того тотчас же под арест.

  Он пытался объяснить, что выдвинулся к проклятым воротам для переговоров с красным командованием, но это объяснение никого не устраивало. По сути, вообще, никакое объяснение или «демократическое» начало никого не устаивало.

  - У тебя же не было мандата! - коверкая слова, говорил латыш-милиционер.

  - Будто у тебя мандат есть! - отвечал ему Вершинин, уже привязанный к дереву.

  - Вот мой мандат! - объяснял латыш и бил кулаком в живот. Лицо арестованному старались не портить.

  Потом в протоколе Петроградского ЧК обозначат дату - 8 апреля 1921 года — якобы день взятия бунтовщика под стражу. Но до этого, окажется другая надпись: «По решению ЧК расстрелян».

  Где-то в казематах уже сидел мастер лесопильного завода, мастер курсов указателей и чертежников Механического отделения Кронштадского порта латвийский подданный Вальк Владислав Антонович. Был он партийный, меньшевик из Российской Социал-Демократической Рабочей Партии, ничего не знал, ни о каком восстании не ведал. Выбрали от завода в Ревком, тем его участие в бунте и ограничивалось.

  Но так не считали следователи Фельдман и, сменивший его Агранов, а потом Карусь. Из Валька выбили фамилии, из Валька выбили показания, которые, на самом деле были не так уж и страшны: «ходил туда, говорил с тем, слушал того, голосовал за то». Но Фельдман, Агранов и Карусь поскрипели перьями и представили дело о мятеже в Кронштадте в законченном виде. Вид был очень даже контрреволюционный.

  Поэтому 20 апреля 1921 года петроградское ЧК принимает решение: «расстрелять».

  Вместе с Вальком и «неарестованным» тогда Вершининым расстреляли Коровкина Ивана Дмитриевича, матроса линкора "Севастополь", председателя судового комитета, который всерьез рассматривал идею командного состава затопить линкор к чертям собачьим. А как же эту идею не рассматривать, коль ее предложили? Рассмотрели — и отклонили. Получите высшую меру.

  Кочегара того же парохода Савченко Луку Фадеевича тоже шлепнули, потому что ездил вместе с Вершининым по агитаторским надобностям. Когда команда форта «Красноармейский» арестовывала коммунистов, стоял рядом и ковырялся в носу. Конечно, контрреволюция прямо под носом, а он — нос по ветру.

  Баталера ледокола "Ворон", Саричева Кирилла Алексеевича, коммуниста с октября 1919 по сентябрь 1920 года, присовокупили к казненным, потому что вышел из партии. Имел возможность уехать в Петроград, но остался в Кронштадте, когда образовался Ревком. Вражина, без всякого сомнения.

  Да многих расстреляли. И по решению ЧК, и без такового.

  Над землей бушуют травы,

  Облака плывут кудрявы.  И одно — вон то, что справа,  Это я.  Это я, и нам не надо славы.  Мне и тем, плывущим рядом.

  Нам бы жить — и вся награда,  Но нельзя.[4]

   А 11 человек расстреливать не стали, четверых даже отпустили. Гуманность и правосудие, конечно, восторжествовало.

  Тойво с бойцами прибыл в расположение своей школы финских командиров, и пару дней старались не разговаривать друг с другом. По случаю успешного завершения операции всех красных финнов-участников освободили от комендантской службы на две недели, тем самым предоставив вечера в полное их распоряжение. А куда девать эти вечера?

  Отправиться в город и забухать там. После Кронштадта как-то тягостно было на душе. Баня, девушки, алкоголь — способ верный, но не очень правильный. Гораздо правильнее — посетить музеи и выставочные залы, сходить на спектакли, концерты классической музыки, пообщаться с литературными кругами, участвуя в интеллектуальных дискуссиях.

  Последнее — как раз то, что нужно мятущейся душе. Литературные круги в Петрограде — это поэты и поэтессы. Ну, и критики, конечно же. Повезет — можно какого-нибудь подражателя Максима Горького сыскать. Писатели ускакали заграницу, или затаились на каких-нибудь нереквизированных дачах.