Дэниел Мартин

– Не проблема. Если дело только в этом. Я взяла его руки в свои и сказала:

– Не хотела, чтобы вы ушли.

Он стал расстегивать на мне блузку, раздевал меня, не целуя больше после того первого прикосновения. Потом разделся сам; а я все еще чувствовала себя странно, стояла неподвижно, глядя на огни за окном, уходящие к океану, прислушиваясь к шуму машин на шоссе там, внизу, а в голове бродили, мелькали какие-то странные расплывчатые обрывки мыслей, такое бывает, когда вдруг поймешь – вот оно: все совсем новое новый человек где эта комната кто я и где какое кому дело зачем и почему…

Подошел, обнял за плечи и повел к дивану. Мы лежали бок о бок, он провел рукой по моему телу, глядя внимательно. Вроде ждал, что я вздрогну, отстранюсь. Будто это для меня впервые. Сказал:

– Мне всю неделю так хотелось тебе позвонить. Я ответила:

– Жаль, что не позвонил.

Тут мы поцеловались. Все было просто, я была пассивна, просто подчинялась ему, никаких игр не устраивала. Отвечала на его ласки так, чтобы он чувствовал – я хочу, чтобы все было так, как он хочет, хотя полной уверенности в том, что он нужен мне именно для этого, у меня не было, – впрочем, и против этого я ничего не имела. Во всяком случае, в первый раз всегда очень трудно быть естественной, все отмечаешь про себя, сравниваешь, вспоминаешь, ждешь… Потом он улегся на полу, а я стала думать о дне завтрашнем. О том, что снова увижусь с ним, после всего. О его теле. Счастливые мужики – так у них все просто устроено. Он ничего не сказал. Оба мы ничего не говорили. Довольно долго. Лежали молча. Так бывает иногда после фильма: выходишь из зала и не хочется ничего говорить. Я думала: как мало я о нем знаю. Интересно – часто он это делает? Сплетен о нем на нашей студии практически не было. Интересно, что он на самом деле обо мне думает? О его возрасте, о его прошлом, о моем возрасте, о моем прошлом… Он сам нарушил молчание. Только сначала протянул руку и коснулся пальцами моего рта – словно очертил линию губ.

– Дженни, на арго этой варварской провинции то, что я только что совершил, называется «трахнуть бабца». Единственный способ избавиться от этого арго – сломать ритуал, ему сопутствующий. По ритуалу, я должен сейчас поблагодарить тебя за «клёвый перетрах», одеться и поехать к себе. Но я хочу сейчас уложить тебя спать, лечь рядом и тоже спать – просто спать рядом с тобой. И поцеловать тебя утром. Приготовить тебе кофе, когда тебя вызовут на студию. Понимаешь, если завтра ты поймешь, что это все – ошибка, что ж, прекрасно. Я просто хочу, чтобы сейчас мы вели себя по-человечески, по-европейски. Не как человекообразные на этой кинопланете.

Он лежал опершись на локоть, внимательно на меня смотрел. Я ответила:

– Уже завтра. И я с тобой.

Он поцеловал мне руку.

– Ладно. Тогда – еще одна речь. За свою долгую жизнь я влюблялся не один раз и хорошо знаю симптомы. Они отличаются от тех, что сопутствуют «траханью бабцов». Но любовь – болезнь моего поколения. Несвойственная вашему. Я не жду, что ты в какой-то момент можешь подхватить от меня эту болезнь.

– Это просьба или предсказание?

– И то и другое.

Так все и началось. Мы легли спать. Не спали. Есть что-то такое в собственной постели – ощущение, что тут ты на своем месте. И то, как он меня обнял и прижал к себе. И то, как я думала о его словах и как не надо было ему их произносить, потому что они звучали даже оскорбительно, подразумевалось, что я могла оказаться этаким «бабцом», готовым на одноразовый перепих, и еще – что я слишком молода и неглубока и слишком «семидесятница», чтобы понимать, что такое любовь. И в любом случае все прозвучало ужасно назидательно. Но это еще означало, что он вовсе не такой хладнокровный и гораздо более уязвим, чем мне казалось. И стервозное чувство: я нужна этому папику! В его-то годы, после всех его женщин. И вдруг я сама почувствовала, что он нужен мне, что он мне по-настоящему желанен. И я повернулась к нему и сказала «да!».

(Продолжение следует. Час тридцать ночи. Я сошла с ума.)

Калитка в стене

– Дэниел? Это Нэлл.

– Кто?

– Твоя бывшая жена. Он резко убирает руку с плеча Дженни.

– Каро?

– У нее все прекрасно. – Молчание. – Извини за звонок в такой несусветный час. Мы не сумели справиться с разницей во времени.

– Я еще не лег. Так что это не важно.

– Я звоню из-за Энтони, Дэн.

– О Боже. Что, все кончено?

– Нет, просто… кстати, я тут у Джейн, в Оксфорде. Она хочет с тобой поговорить. – Он не отвечает. – Ты слушаешь?

– Просто на некоторое время утратил дар речи.

– Она все тебе объяснит. Передаю трубку.

Он смотрит на Дженни, прикладывает свободную руку к виску – пистолетом. Она с минуту не сводит с него глаз: теперь она уже не смеется, потом опускает взгляд и отворачивается от него. Смотрит куда-то в центр комнаты.

– Дэн?

– Да, Джейн!

В его голосе – странное смешение чувств: теплота и обида, но прежде всего – невозможность поверить в происходящее. В трубке – короткая пауза.

– Мне ужасно неловко так беспокоить тебя. Как гром с ясного неба. – Снова пауза. На этот раз подольше. – Ты меня слышишь?