Деникин. Единая и неделимая

Столь экстравагантное посольство вступило в контакт с начальником штаба 52-й Вюртембергской резервной пехотной бригады, который заявил, что имеет приказ занять Ростов и Батайск «с целью обеспечить Украину от большевиков удержанием этого важного железнодорожного узла». Когда ему намекнули, что ни один из этих городов к Украине не имеет ни малейшего отношения, тот заметил, что этот вопрос надлежит донцам самим решать с соседями. А заодно добавил, что если понадобится, германская армия не остановится и перед оккупацией Новочеркасска.

Спорить было бессмысленно, оставалось лишь принять условия оккупантов. Для себя донцы этот вопрос решили, избрали 3 мая войсковым атаманом еще одного претендента в «спасители России» — генерала Петра Краснова, выступавшего как раз за тесные контакты с германцами. Отказались от «партизана» Попова (нет боевого опыта, всего лишь начальник юнкерского училища да Степной поход), от «заплавцев» Полякова, Денисова, Янова (молоды и несолидны), от самого Деникина (из мужиков, а нужен казак). Зато Краснов, вообще никак себя не проявивший в донском «сопротивлении», оказался в самый раз.

Удивительный выбор. Бывшая «третья шашка Империи», известный своим германофильством, женатый на немке Лидии Грюнайзен (дочь обрусевшего статского советника Теодора Грюнайзена, первым браком замужем за капитаном Александрином Бакмансеном), Краснов после провала похода с Керенским на Петроград дал «честное слово» большевикам не бороться с Советской властью. И самое удивительное — долгое время его сдерживал. Во время вооруженного противостояния на Дону в ноябре 1917 — феврале 1918 годов, когда лилась кровь и проявлялись принципиальные позиции политических и военных деятелей, Краснов даже не пытался никак поучаствовать в защите Новочеркасска. В начале февраля, когда решалась судьба казачьей столицы, распустил по домам своих подчиненных и уехал в станицу Константиновскую, где пережидал анархию, преспокойно проживая под немецкой (!) фамилией.

Когда весной 1918 года на Дону поднялись казачьи станицы, к «немцу» Краснову (вся станица знала его инкогнито) прибыла делегация из 9-го Донского полка, предлагая ему возглавить выступление против красных. Вот тут бы и проявить свою отвагу «третьей шашки» и амбиции «спасителя Отечества». Однако генерал, припомнив полку бузу в пору повальной армейской анархии, отказался, не стесняясь в выражениях для земляков: «Я эту сволочь прекрасно знаю и никакого дела с ней иметь не хочу».

«Сволочь» пошла спасать Дон без него. Когда вскоре в Константиновскую вступили возвращавшиеся из Степного похода части атамана Попова, которых вряд можно было упрекнуть в «сволочизме», Краснов и тут ухом не повел. «Третья шашка» осталась в ножнах. Генерал ждал куда большего, чем обычное командование партизанским отрядом.

Зато Краснов живо встрепенулся, когда на Круге спасения его бывший начальник штаба по 2-й сводно-казачьей дивизии полковник Святослав Денисов выдвинул кандидатуру генерала в войсковые атаманы. На тот момент он был первым по старшинству среди донских генералов и не связанным с местными элитами, ибо почти всю свою жизнь провел вдали от станиц. Здесь Краснов среагировал мгновенно — малейшее промедление, и в Новочеркасске уже появился бы посланный Деникиным на Круг генерал Африкан Богаевский, человек, уже зарекомендовавший себя активной борьбой против большевизма и имевший большие шансы на атаманский пернач. Благо, что Константиновская куда ближе к столице, чем месторасположение постоянно воюющих деникинских отрядов.

Теперь он не медлил и не скромничал, соглашаясь на пернач.

Вероятнее всего, Краснов понимал, что его выбирают не за «авторитет», который вследствие крайней пассивности был весьма спорен, а как малоизвестную на Дону и компромиссную фигуру среди казачьих кланов верховых и низовых станиц. На это и был расчет, когда генерал тихо ждал своего часа в Константиновской. Власть принесли ему на блюдечке. Надо было теперь ее закрепить и надлежаще оформить, чтобы не было возможности запросто лишить генерала вожделенного пернача.

Поэтому новоиспеченный атаман Краснов сразу выторговал себе неограниченные полномочия, отменив на территории Дона все постановления Временного правительства и тем более декреты Совнаркома. Кругу из полномочий не оставалось ничего, Краснову, называвшему себя монархистом, он был теперь не нужен.

Как объяснил свои диктаторские наклонности сам генерал, «этими законами вся власть из рук коллектива, каковым являлся Большой или Малый Круг, переходила в руки одного лица — атамана. Перед глазами «Круга спасения Дона» стояли окровавленные призраки застрелившегося атамана Каледина и расстрелянного атамана Назарова, Дон лежал в обломках, он не только был разрушен, но он был загажен большевиками, и немецкие кони уже пили тихие струи Дона, священной для казаков реки. К этому привела работа Кругов, потому что и Каледин, и Назаров боролись с их постановлениями, но победить не могли, так как не имели власти. Коллектив разрушал, но не творил. Задачами же донской власти было широкое творчество».