Деникин. Единая и неделимая

Творчества же боевой генерал допускать не желал, ибо оно для него было лишним колесом в его личной телеге. «Творчество, — любил подчеркивать атаман, — никогда не было уделом коллектива. Мадонну Рафаэля создал Рафаэль, а не комитет художников…» Пресса тут же обрушилась на Краснова с критикой, обвиняя его в том, что «атаман стремится устроить на Дону феодальные порядки и хочет восстановить крепостное право и jus prima noctis(право первой ночи). Но тому было не до оппозиционного лая — Краснов срочно начал восстанавливать отношения с немцами.

Он послал своего личного адъютанта есаула Сергея Кульгавова в Киев со специальными посланиями к гетману Скоропадскому и командующему германскими оккупационными войсками на Украине генерал-фельдмаршалу Герману фон Эйхгорну. Отметим, ВОПРЕКИ настроениям Круга и в пику уже находившемуся у немцев посольству Горчукова и др., которое таким образом просто превращалось в группу клоунов, позиция которых никого уже не интересовала. Вместо германофобов была послана «Зимовая станица» во главе с преданными лично атаману Генерального штаба генерал-лейтенантом Михаилом Свечиным (служил в 1-й гвардейской дивизии и был близко знаком с ее начальником будущим гетманом Павло Скоропадским) и Генерального штаба генерал-майором Александром Черячукиным (однокашник по Академии генералов Деникина и Богаевского).

В своих посланиях Краснов сообщал о том, что «Войско Донское не находится в войне с Германией», и просил приостановить «дальнейшее продвижение немецких войск в Донскую землю… чтобы Войско Донское было признано впредь до освобождения России от большевиков самостоятельною республикою, управляемою основными законами, приложенными к письму». А заодно намекнул на помощь вооружением и амуницией, ибо Войско могло остаться безоружным после первой же краткосрочной стычки. Взамен этого предложил установить через Украину «правильные торговые отношения».

Заметим, «Круг спасения Дона» Брестского мира не признал, и Дон де-юре находился в состоянии войны с Германией, но атаман уже волюнтаристски не просто признал поражение России, но и предлагал врагу начать торговлю. Причем с размахом — 1 немецкая марка была приравнена к 75 донским копейкам. За 1 русскую винтовку с 30 патронами тевтоны требовали пуд зерна. Пшеницы на Дону было выше крыши, оружия же не хватало — старые арсеналы растащили и белые, и красные. Германцам это вообще ничего не стоило — до отказа забитые военные склады Юго-Западного фронта на Украине у капитулировавшей армии достались им даром, зато получалась хорошая возможность бесплатно кормить Второй рейх русской пшеницей за русские же винтовки, чтобы они стреляли в русский же народ. Тройная выгода. Рейхсвер с энтузиазмом пошел на сотрудничество.

Взамен Краснов обещал, что

«Всевеликое Войско Донское предоставляет Германской империи права преимущественного вывоза избытков за удовлетворением местных потребностей хлеба зерном и мукой, кожевенных товаров и сырья, шерсти, рыбных товаров, растительных и животных жиров и масла и изделий из них, табачных товаров и изделий, скота и лошадей, вина виноградного и других продуктов садоводства и земледелия, взамен чего Германская империя доставит сельскохозяйственные машины, химические продукты и дубильные экстракты, оборудование экспедиции заготовления государственных бумаг с соответствующим запасом материалов, оборудование суконных, хлопчатобумажных, кожевенных, химических, сахарных и других заводов и электротехнические принадлежности».

Столь активные шаги Краснова серьезно озадачили Деникина, который сразу раскусил поползновения атамана во «всероссийские вожди» и самостийные лидеры. Должность, которая оказалась не по зубам ни Алексееву, ни Корнилову. Более того, обеспокоило командующего Добрармией и то, что Краснов, ничуть не стесняясь, намеревался подчинить себе и добровольцев, которые совсем недавно сами пострадали от пассивности казачества. Да и собственная таможня, печатание денег и иностранная политика говорили о том, что атаман явно взял курс на казачий сепаратизм.

Сам Деникин, по достоинству оценив германский «дранг нах Остен», отдал совершенно конкретный приказ генералу Кислякову: «Ни в какие сношения с командованием враждебной России державы не вступать».