Деникин. Единая и неделимая

Пришлось генералу Деникину срочно бежать в штаб, вновь разубеждать главкома, умоляя того хотя бы для начала собрать сведения о районе, а заодно и понять для себя настроение самого казачества. Корнилов пообещал определиться позднее.

Этот вопрос был крайне сложный и деликатный. Казачество было естественным союзником добровольцев хотя бы в силу того, что его не касались никакие лозунги Ленина и компании — земли сколько угодно, прав и льгот тоже, война для него не страшна — военное сословие. Поэтому с казачеством надо было ладить, не злить реквизициями и мобилизациями. То, что казаки в данный момент не хотели идти с добровольцами, тоже объяснимо. Корниловцы уходили, а за ними шли большевики. На кого оставлять семьи и хозяйство? К тому же казачество было уверено, что большевики воюют только с «кадетами и генералами», самих донцов не тронут, поэтому и нечего зря подставлять лоб под пули. Вполне вероятно, что, плохо ориентируясь в политической обстановке и обманываясь в «миролюбивых» заверениях большевиков, со сменой власти в России казаки связывали возможные послабления в воинской службе. Само собой наряду с сохранением своих привилегий. Поэтому ссориться с новыми властями не спешили.

Не стоит забывать и о том, что в казачьей ментальности никогда не исчезало традиционное заблуждение о своей особой «национальности», отличной от русских. Поэтому переворот в Петрограде в местной среде воспринимался, как «спор славян между собой». Поэтому и, осознавая свою особость, «воевать с Россией» казаки не хотели.

С одной стороны, они сочувствовали борцам за порядок в России добровольцам, с другой — втридорога продавали им лошадей и фураж, опасаясь мести большевиков, отказывали в ночлеге, снабжении, укрытии раненых корниловцев.

Приходилось ждать, когда сами казаки «прозреют» и возьмутся за оружие.

В Ольгинской произошел анекдотический случай. Станичные старики пришли к Корнилову уверять, что местное казачество готово «постоять за Русь Святую» и послать в Добрармию 100 пеших и 50 конных (из 6 тысяч жителей). Главком недоверчиво посмотрел на развоевавшихся аксакалов, но согласился, приказав собрать рать на площади. В назначенный час на площади появились около двух десятков недорослей лет по 14–15 с двумя неоседланными лошадками. Когда у них спросили, зачем собрались, те неуверенно ответили, что им пообещали «делать смотр», но в поход «на большаков» они не согласны. Пришлось сказать спасибо от всей «Руси Святой» казакам за братскую помощь и распустить пацанов по домам.

Как писал Деникин: «Определилось яснее настроение донских казаков. Не понимают совершенно ни большевизма, ни «корниловщины». С нашими разъяснениями соглашаются, но как будто плохо верят. Сыты, богаты и, по-видимому, хотели бы извлечь пользу и из «белого», и из «красного» движения. Обе идеологии теперь еще чужды казакам, и больше всего они боятся ввязываться в междоусобную распрю… пока большевизм не схватил их за горло. А между тем становилось совершенно ясно, что тактика «нейтралитета» наименее жизненная. Налетевший шквал суров и беспощаден: горячие и холодные — в его стихии гибнут или властвуют, а теплых он обращает в человеческую пыль…»

Лучше всего характеризовал своих земляков Африкан Богаевский, описывавший уход добровольцев из Ольгинской: «При нашем проходе вся станица высыпала на улицу. Больно было видеть уходящую куда-то в неведомую даль нищую Добровольческую армию и тут же рядом стоящих у своих домов, почтенных, хорошо одетых казаков, окруженных часто 3–4 сыновьями, здоровыми молодцами, недавно вернувшимися с фронта. Все они смеялись, говорили что-то между собой, указывая на нас…

Проходя мимо одной такой особенно многочисленной семейной группы, я не выдержал и громко сказал:

— Ну, что ж, станичники, не хотите нам помогать — готовьте пироги и хлеб-соль большевикам и немцам. Скоро будут к вам дорогие гости!

— На всех хватит, — ответил мне при общем смехе семьи отец ее, пожилой бородатый казак».

Генерал Попов, догадавшись, что добровольцы на зимовники не пойдут, 15 февраля в хуторе Веселый провел переформирование своих сил в «Отряд вольных донских казаков» (после ухода части партизан к Корнилову) и увел казаков на восток, в Степной поход на Маныч и Сал.

Добровольцы двинулись на юг, на Мечетинскую, где Корнилову предстояло принять окончательное решение, куда направлять армию. В авангарде — Офицерский полк генерала Маркова, за ним главные силы с обозом под командованием генерала Боровского, в арьергарде — Партизанский полк Богаевского. Весь Ледяной поход этот порядок следования не нарушался.

Деникин в дырявых сапогах простудился и слег, трясся под полушубком в одной из телег.

Накануне всем гражданским лицам было приказано покинуть армию и пробираться в Россию самим, ибо скудные ее запасы не в состоянии были прокормить столько ртов. Да и каждая лишняя повозка несет в себе угрозу растягивания обоза, в котором уже были около 60 раненых, и сложности прикрытия его арьергардом.