волосы, царапающие мои ладони, приносят мне успокоение, но не сегодня. Сегодня, чем
бы я ни занимался, я не могу отключить свой мозг. Я не могу удержать свое прошлое под
замком. Я не могу противостоять влечению к девушке, находящейся в другой комнате.
Пребывая в хмельном угаре, я делаю что-то колоссально глупое. То, что, я знаю, я не
должен делать. Но если я не напомню себе о том, почему мне нужно держаться от нее
подальше, я ворвусь в комнату Дозера и сделаю что-то еще более глупое.
Мне нужно похоронить надежду на то, что, возможно, с какой-нибудь другой
девчонкой я смогу забыть свое прошлое и построить будущее.
Я сажусь на корточки, протягиваю руку под кровать, вытаскиваю свою черную
спортивную сумку и кладу ее на кровать.
Я тяну за бегунок молнии. Мой желудок ухает вниз, а дыхание замирает. Дыра в
моей груди становится еще шире. Жгучая, обжигающая боль простреливает грудную
клетку и валит меня с ног. Я тяжело опускаюсь на кровать. Бутылка падает на пол, и ее
содержимое выливается. Я наклоняюсь вперед, обхватываю ладонями лицо и стараюсь
избавиться от боли с помощью гнева. Это единственный способ, которым я могу
помешать себе развалиться на части. Когда я балансирую на грани горя и печали, я толкаю
себя на грань гнева.
Я проклинаю Дану. Бога. И себя.
Это была моя гребаная вина за попытку спасти бродяжку. За попытку изо всех сил
держаться за того, кто привык находиться в бегах. Кто ценил свою свободу выше всего
остального. Выше всего того, что я пытался ей дать. Даже когда пытался отдать ей всего
себя без остатка.
Глава 10
75
Она хватается за низ моей футболки… но прежде, чем она успевает ее снять… я
опережаю ее в этом. Заведя руки за спину, я тяну футболку вверх, снимаю через голову и
отбрасываю в сторону. Следующее что я делаю, обхватываю ее рукой за шею и
притягиваю ближе. Лицом к лицу. Я вдыхаю ее запах, ее девичий фруктовый аромат. Я
касаюсь губами ее губ, и она стонет. Это все, что мне нужно знать, что она хочет этого так
же, как и я. Я сминаю ее губы своими губами. Но этого недостаточно. Я хочу оказаться
внутри нее любым возможным способом. Когда я провожу языком по ее губам, она
раскрывает их для меня.
Боже! Она на вкус даже лучше, чем я себе представлял. Подавшись назад, я
заглядываю ей в глаза.
— Куколка, почему они называют тебя Тыковкой, когда ты на вкус как чертовы
вишни?
На ее губах расцветает улыбка и становится шире. Она чертовски красивая, словно
весенние цветы, благоухающая, сладкая и яркая, и мне необходим кислород, который она
источает.
Клянусь, черт возьми, ее улыбка вновь возвращает меня к жизни. Я убираю волосы с
ее лица. Затем, обхватив ладонями ее щеки, я, не раздумывая, снова ее целую,
набрасываясь на ее рот, будто одержимый. Я рычу, когда она обвивается вокруг меня и
заполняет свободное пространство между нами.
Тем не менее, мне нужно больше. Проведя дорожку поцелуев от ее подбородка к
уху, я кусаю ее и шепчу, как она меня заводит, как она мне нужна, как отчаянно мне
хотелось бы погрузиться в нее. Я позволяю своим зубам вонзиться в нежную кожу над ее
дико бьющимся пульсом. Она кричит, а затем шепчет мое имя. Это самый сладкий
гребаный звук на всем белом свете.
Крик раздается снова. Только это не приглушенный крик женщины. Когда он
раздается в третий раз, я понимаю, что он исходит от проклятого телефона на моей
тумбочке. Стационарного.
Я крепко зажмуриваюсь, но это не помогает, голова раскалывается от боли, а сон
яркими вспышками продолжает мелькать в моем сознании.
Я снова открываю глаза, но в комнате слишком много света. В голове стоит такой
шум, словно проклятый звонок раздается прямо внутри черепной коробки. Гребаный
телефон продолжает трезвонить.
Прищурившись из-за яркого света, я хватаю трубку.
Только один человек может звонить на стационарный телефон в такое время суток.
И я не хочу пропустить его звонок.
— Да.
Из трубки доносится механический голос робота-оператора. Она говорит, что этот
разговор будет записан, а также предупреждает о том, что этот звонок за счет
вызываемого абонента от заключенного Центрального Исправительного учреждения Нью-
76
Мексико. Голос интересуется, готов ли я принять и оплатить звонок из «Фолсома». Эдж
произносит свое имя. Я нажимаю на единицу, чтобы подтвердить свое согласие.
В трубке раздается его низкий голос.
— Похмелье?
— Еще какое.
— Осталось одиннадцать гребаных дней, и я буду там с вами, брат. Хотя, у меня
такое чувство, что время остановилось.
— Не сомневаюсь. Держись там. Не успеешь оглянуться, как увидишь мою
уродливую задницу, ожидающую тебя по другую сторону забора.
— Как Кэп?
— Прошлым вечером доктор встретился с Ник и Ди. Операция прошла успешно. Он