Ее серая майка задирается и открывает вид на ее плоский живот. У нее очень
маленький впалый пупок и веснушчатая кожа. Простыня прикрывает нижнюю половину
ее тела, но ничем не скрыть тот факт, что на ней нет бюстгальтера, поскольку ее соски
проступают сквозь покрывающий их хлопок.
Я мысленно возвращаюсь в свой кабинет и вспоминаю, как ее соски затвердели для
меня, когда я провел по ним пальцами.
По моим конечностям разливается жар. Смесь похоти и гнева.
Любой из моих братьев мог войти и увидеть ее такой. Гарантирую—черт—возьми,
они бы не ушли, не прикоснувшись к ней.
Направив свой гнев на единственный возможный предмет, я пинаю кровать. Сильно.
Она снова шевелится, но не просыпается. Я не унимаюсь. Я наклоняюсь и сотрясаю
матрас до тех пор, пока она не проснется, или, по крайней мере, до тех пор, пока ее глаза
не откроются.
— Люци? — спрашивает она хриплым шепотом. — Что ты здесь делаешь?
Думаю, она еще не проснулась, потому что ее глаза наполовину закрыты.
— Жаль разочаровывать, Куколка, но я не тот, за кого ты меня принимаешь.
Она несколько раз моргает и поспешно натягивает на себя простыню.
— Который сейчас час?
Я скрещиваю руки на груди и смотрю на нее сверху вниз.
— Девять часов.
Она просто смотрит на меня с отсутствующим видом.
— Тебя ждут люди, которых нужно накормить, и работа, которую нужно сделать.
Ты не на гребаном отдыхе, Куколка. Вставай.
— Хорошо. Дай мне только переодеться, и через минуту я спущусь.
Ее голос хриплый, и от реакции, пробудившей мое тело, можно подумать, что она
только что овевала горячим дыханием головку моего члена.
97
Я поворачиваюсь и делаю несколько шагов по направлению к двери. Когда я
оглядываюсь назад, ее глаза закрыты, словно она собирается дрыхнуть дальше.
— Куколка, я не собираюсь повторять. Живо поднимайся, мать твою.
Один ее глаз приоткрывается.
— Я не сплю, черт побери. Я только…
— Что?
— Ничего, — она смотрит на меня в течение секунды. Потом выдыхает: — Не
важно.
Затем она отбрасывает простыню и открывает вид на свои красивые тонкие ножки и
белые хлопковые шортики.
— Господи Иисусе. Что это за хрень?
Она смотрит на себя и пожимает плечами.
— Шортики. На мне были тренировочные штаны Дозера, но в них было слишком
жарко, поэтому я сняла их.
Представив ее в одежде Дозера, мне хочется что-нибудь расколошматить.
Она встает и разворачивается, наклоняется над кроватью и начинает ее застилать.
Мой член за ширинкой пульсирует.
провожу рукой по лицу. Другой рукой я, пользуясь моментом, укладываю свой
эрегированный член в более удобное положение. Я быстро выясняю, что сделать это не
представляется возможным. Распутник находится в заточении и хочет вырваться на
свободу.
Мой контроль сходит на нет. Я чувствую, как он разбивается вдребезги. Я в
считанных секундах от того, чтобы схватить ее за бедра, притянуть к себе и потереться
своей увеличивающейся эрекцией о ее совершенную попку.
Куколка выпрямляется после того, как застилает кровать, и пальцами расчесывает
свои волосы. Это ничего не меняет. Они по-прежнему в диком беспорядке и выглядят так,
будто она недавно кого-то или что-то объезжала. Ее пухлые губки умоляют о поцелуе, а ее
чертовски короткие шортики и обтягивающий топик настолько тонкие, что я бы мог
разорвать их на две половинки без каких-либо усилий.
О, а какие вещи я бы мог проделать с ее гребаным телом.
Эти ноги. Эта задница. Черт, я хочу, чтобы мое лицо оказалось прямо…
— Черт.
Я мысленно бью себя по роже.
— Что? — говорит она и смотрит на меня, как на сумасшедшего. Возможно, так оно
и есть.
— Просто тащи свою задницу вниз.
— Хорошо. Блин. Могу я, по крайней мере, сначала воспользоваться уборной?
На секунду оглядев ее тело сверху донизу и встретив ее рассерженный взгляд, я
коротко киваю.
Затем, когда она проходит мимо меня, я вспоминаю о незапертой двери. Схватив ее
за плечо, я спрашиваю:
— Ты не закрыла дверь на ночь?
Ее взгляд перемещается от моей хватки на ее руке к моему лицу. Сегодня синий цвет
в ее глазах, кажется, занимает доминирующее положение. Она пытается вырвать свою
руку из моего захвата, но лишь вынуждает меня держать ее еще крепче.
— Да, не закрыла. Но это не то, что…
98
Я рычу. Угу… как пещерный человек. Мои пальцы еще сильнее сжимают ее руку.
Ее брови сходятся вместе, и она слабеет под моей хваткой.
— Ты делаешь мне больно.
— Я что, не ясно выразился? Они не трогают тебя, а ты не трогаешь их. Это и к
Дозеру относится. Иначе, какого хрена ты здесь вытворяешь?
Она смахивает волосы со своего лица и смотрит на меня с негодованием.
— Думаешь, что раскусил меня, так? А что, другой причины здесь быть не может, а?
Вдруг... Знаешь что?
Эта фальшивая и невинная оболочка, которая была на ней, когда она сюда приехала,