— Не беспокойся о ней. Беспокойся о себе. Почему бы тебе не привести себя в
порядок, пока я схожу вниз и принесу тебе тайленол?
Я делаю все возможное, чтобы привести себя в порядок за время его отсутствия.
Смачиваю ткань и стираю кровь с моей кожи так тщательно, как только могу. Я
промываю несколько прядей волос под водой, а затем насухо вытираю их полотенцем.
После этого я переодеваюсь в другую пижаму. Ту, в которой я не буду выглядеть как
жертва техасского убийцы бензопилой.
Простыни запачканы кровью, так что я складываю их в дальнем углу. Я захожу в
комнату и сажусь, прислоняясь к спинке кровати и потянув одеяло на себя. Гриз
возвращается и протягивает мне две таблетки тайленола и стакан воды. Он садится на
край кровати. После того, как я заглатываю таблетки, он одаривает меня тёплой улыбкой
и гладит по руке.
Неожиданно мне в голову закрадывается мысль, что я могу смотреть на моего отца и
не знать об этом. Он подходит по возрасту. Мы оба рыжие, и у него зелёные глаза.
— Гриз? Как ваше настоящее имя?
В течение минуты он задумчиво меня рассматривает. В его глазах вспыхивает
понимание.
— Мик. Мик О'Брайен.
Я знала, что это был выстрел наугад, но все-таки надежда в моей груди сдувается как
шарик, и меня охватывает грусть.
Он хмурится.
— Ты знаешь его имя? — спрашивает он, как будто знает, почему я задала этот
вопрос. Я киваю. Мы оба на мгновение затихаем.
— Как тебя зовут, милая?
Могу ли я довериться ему? Моё нутро и моё сердце говорят мне «да».
— Мои близкие зовут меня Эм.
— Эмма?
— Эмбер.
На его лице медленно расплывается кривая ухмылка.
— Это хорошее имя, — говорит он. — Сильное имя, а ты у нас сильная девочка. Ты
продолжаешь сражаться и обязательно выиграешь эту битву. Я гарантирую это.
Затем опираясь на свои бедра, он встаёт.
— Я дам тебе немного отдохнуть. Моя дверь третья справа. Заходи, если тебе что-то
понадобиться.
Он ещё раз мне кивает и идёт к двери. Открывает её и замирает, после чего
блокирует своим телом дверной проем и закрывает за собой дверь.
Я слышу, как он говорит резким тоном, который я никогда раньше не замечала в
голосе Гриза:
— Что я тебе сказал?
— Чёрт, успокойся. Я просто хочу извиниться и убедиться, что с ней все в порядке.
Это голос Мава, отвечающий на вопрос Гриза с заметным акцентом.
Я слышу щелчок. За которым следует мертвая тишина.
— Ты правда выстрелишь в меня?
138
— Приблизишься сегодня к этой двери, и, ты чертовски прав, выстрелю.
На какой-то миг повисает тишина, после чего я слышу звук тяжелых шагов,
удаляющихся прочь.
Впервые с тех пор как я приехала сюда, я ложусь спать с запертой дверью и закрытым
окном, потому что мне необходим небольшой барьер между мной и дьяволом по другую
сторону двери.
Глава 17
Сегодня я потерял с трудом заработанное уважение многих людей. Людей, которые,
как предполагается, должны следовать за мной, людей, которых я уже давно считал
своими братьями, а теперь сомневающихся во мне, в моих решениях... в моей
вменяемости.
Они имеют на это полное право.
Я позволил яду ненависти, обосновавшемуся во мне благодаря Дане, накапливаться
и множиться внутри меня, пока сам не стал подобием змеи.
Держась руками за раковину, я смотрю на незнакомца в зеркале.
Из-за расширенных зрачков мои глаза кажутся более темными. Жуткими. На лице
расцветают синяки, а когда я оттягиваю мой ноющий от боли подбородок вниз, глубокая
рана на моей губе начинает кровоточить по новой, в результате чего медный привкус
крови проникает в мой рот. Я состриг свои волосы много лет назад и с тех пор стригся раз
в несколько недель, потому что хотел изгнать поселившегося во мне человека, который
влюбился в такую девушку, как Дана. Избавиться от хорошего парня, которого она
использовала в своих интересах.
До меня доходит, что я, наконец, добился успеха.
Я больше не вижу человека, которого воспитали мои родители. Ребенка, который
ходил в церковь каждое воскресенье. Парня, который с отличием окончил свой класс,
потому что обучение давалось ему легко. Парня, который всегда сноровисто рисовал
прямые линии и другие удивительные вещи. Я не вижу беспокойного святого. Того, кто
по наивности думал, что он мог погрузить свою ногу в пучину греха и не вынуть ее
обратно.
139
Единственное хорошее, что я вижу в своем отражении, — библейские сюжеты на
моей руке и слова Божии, вытатуированные на моей груди. «
Слова, которые сейчас приобретают для меня совершенно иной смысл.
Я хватаюсь руками за раковину, когда меня накрывает волной сожаления. Я крепко