ей кое-что ценное, что она должна была вынашивать и оберегать. К тому же я дал ей свое
доверие. Я поверил ей, когда она обещала завязать с наркотой и измениться в лучшую
сторону.
Но точно так же, как Куколка, она лгала, чёрт бы её побрал, мне в лицо.
Я ударяю ногой всего один раз, дверь Дозера распахивается настежь и врезается в
стену. У меня нет с собой пистолета, но у меня есть нож. Я вынимаю его из ножен и
надвигаюсь на нее. Она лежит посреди кровати, ее рыжие волосы веером рассыпаны по
подушке. Ее глаза широко открыты. Она опирается на локти, и когда ее глаза встречаются
с моими, она поднимает руку, чтобы остановить меня и отползает назад.
Я вдавливаю ее в матрас. Сажусь верхом на ее ноги, одной рукой удерживаю ее руки
над головой, а другой рукой прижимаю лезвие к ее шее.
— Мав, остановись! — кричит она. Ее ясные сине-зеленые глаза наполнены ужасом.
— Ты, мать твою, поклялась, что не наркоманка, — я делаю акцент на каждом слове,
загоняя лезвие глубже в ее кожу. — Ты сказала, что чиста. Но ты приняла дозу, когда
ходила в туалет, а не наводила там гребаный порядок. Ты обманула нас. Обманула меня,
— рычу я.
— Нет! Я не обманывала.
133
— Не могу, блин, поверить. Ты такая же, как она.
— Я не такая, — шепчет она. Потом уже громче. — Я не такая как Дана. Ты пьян и
не…
— Она видела тебя!
— Кто?
— Лита видела, как ты нюхала кокс в туалете!
Она изо всех сил старается вырваться из моей хватки и зло выкрикивает:
— Посмотри на меня! — в требовательном голосе проступают нотки отчаяния. —
Разве похоже, что я под кайфом? Я серьезно. Посмотри на меня и на этот раз увидь меня, а
не ее.
— Я смотрю на тебя! — огрызаюсь я.
— Смотришь? Правда? Потому что я не обманывала тебя. Я устала от того, что ты
смотришь на меня и видишь во мне ту, кем я не являюсь. Я не наркоманка, не обманщица
и не твоя бывшая, — она поднимает голову вверх, и ее лицо оказывается в
непосредственной близости от моего лица. Этим движением она усугубляет свое
положение, нож еще глубже входит в ее шею и что-то внутри меня щелкает, когда я
наблюдаю за каплями крови, скатывающимися по ее коже вниз.
Свет от дверного проема смешивается с лунным светом, освещая ее лицо и
отражаясь в ее ясных глазах и не расширенных зрачках.
Когда все начинает идти под откос, я рассерженно выдаю:
— Лита сказала, что ты была единственной, кого она видела выходящей из туалета
после этого.
— А она видела девушку, которая выходила, когда входила я, или нет? Ту, что
вытирала чертов нос! — еще больше крови сочиться по ее шее вниз на белую простынь
под ней. — Слезь с меня!
Я изучаю ее. Она спала, прежде чем я вошел. То, чего она бы точно не делала, если
бы была под кайфом от кокса.
— Тогда почему ты нервничала? Почему бросила игру и ушла? Почему была в
туалете так долго?
— Потому что я убиралась! Я думала, ты меня выгонишь за то, что блефую и
прикарманиваю деньги парней!
Мои плечи никнут. Я медленно отвожу нож от ее горла.
— Ты не под кайфом?
— Нет, — шепчет она.
Я бросаю нож на кровать. Отпускаю ее запястья. Обеими руками я обхватываю ее
лицо и впиваюсь в нее взглядом. Большими пальцами я провожу по ее скулам. Я не хотел
верить в это, но я вижу искренность в ее глазах. Потом она зажмуривается, и ее боль
разрывает меня надвое. Боль в моей груди вспыхивает белым пламенем.
Я все испортил. Я облажался. Во всех смыслах этого слова.
— Куколка?
Ее глаза медленно открываются. Она лежит там такая красивая. Красивая до
безумия. Ее глаза, ее губы, ее веснушки. Ее кровь и ее волосы создают необычный
контраст с белой простыней под ней.
— Глядя на тебя и вспоминая ее… Это отравляет меня.
— Я знаю. Но я не причиняла тебе боль, так что прекрати наказывать меня за ту
боль, что она причинила тебе.
Она отводит взгляд в сторону. Не смотрит на меня. Ее глаза наполняются слезами, и
те скатываются вниз по ее щекам. Я не могу описать боль, которую чувствую внутри. Все,
что я знаю, эта боль прожигает меня насквозь.
— Я хотела помочь тебе… вначале, — упавшим голосом говорит она. — Но теперь
не знаю, смогу ли пережить это.
Ее слова ударяют по мне как кувалда.
134
Я слышу громкий топот ботинок, доносящийся из коридора, топот нескольких
человек. На нас падает тень.
— Вот дерьмо! Снимите его с нее.
Чьи-то руки хватают меня и резко отрывают от нее. Я не борюсь с ними на этот раз.
Потому что это не Дана. Потому что я не хочу причинить еще больше боли лежащей в
постели женщине.
Меня вытаскивают из комнаты и отшвыривают к стене. Я слышу, как Гриз говорит:
— Ты в порядке? Вот, прижми это к шее. Останови кровь, я пойду за аптечкой.
Еще больше братьев наводняет коридор.
— Что, мать твою, ты сделал? — рычит Дозер, когда видит меня. Потом он встает
передо мной и наносит не хилый удар мне в живот, который сгибает меня пополам. Он не
останавливается на этом. На меня сыпется полдюжины ударов сверху вниз, и я принимаю
их без сопротивления. Боль рикошетом проходит через меня, но это ничто по сравнению с