Деревенская сюита

— Любовь Петровна, можно я речь скажу? — с почтительной вежливостью навис над столом Дима. — Спасибо за угощение, душевно празднуем!

Он с нежностью улыбнулся старой женщине и отсалютовал наполненной до краев рюмкой.

— Здоровья крепкого, баба Люб! Очень хорошая ты.

Старая женщина растроганно хлюпнула носом. Дима помолчал и повернулся к Кате.

«Некрасивый он! Мелкий, ростом маленький. В детстве недокармливали, что ли? Глаза монгольские, узкие, хвостик дурацкий. А, зануда! — Катя вспомнила болезнь Сонечки и вздохнула. — Правда, Дима добрый и надежный». Она выжидающе смотрела на него.

— Тебе, Катюша, желаю… — Дима запнулся, подбирая слова. Из чуть раскосых глаз исходил мягкий глубокий свет. Его лучи проникали в душу, успокаивали и грели.

«Два маленьких янтарных солнышка!» — улыбнулась Катя.

— Чтобы все у тебя сложилось хорошо. Счастья вам с Сонечкой! — Дима пригубил жгучий напиток и поморщился.

Глава 10

— Прибавления ума и расторопности! — не упустила возможности сказать свое веское слово баба Люба.

Катя невежливо ее перебила:

— Дим, забыла сказать! — отставив даже непригубленную стопку и запихав в рот ложку наивкуснейшей картошки с тушенкой, прошамкала Катя. — Меня на работу берут. В ветуправление, представляешь! Временно, правда. Все равно здорово, да? — она радостно улыбнулась.

— Куда тебя несет?! Это, чай, ответственность, район! А ты… — старая женщина с пренебрежением махнула ладонью.

У Кати к горлу подкатил колючий комок обиды: «Несносная старуха! Когда ехидничать перестанет?!» Хотелось закричать, затопать ногами, завизжать от несправедливой обиды. Она вскочила, уперлась руками о край стола и заговорила:

— Согласна, не очень я расторопная! Торопливость, говорят, только при ловле блох нужна! У меня, баба Люб, красный диплом престижнейшего сельскохозяйственного колледжа региона. Мне диплом не за красивые глаза дали! — Катя не сводила глаз с растерявшейся, притихшей бабы Любы. — С работой не везло! Откуда практике взяться?! — голос ее звенел. — Но кто Крапиву лечил у твоей старой подружки? А куры у соседей через два дома облысели, без перьев ходили — кто вылечил?

Катя резко села и спрятала пылающее лицо в ладони. Над столом повисла неловкая тишина. Даже сидевшая с Шерри на диване Сонечка, разглядывающая подаренную Димой книжку с яркими картинками, притихла и глядела на взрослых испуганными глазами.

— Да, еще! — вновь встрепенулась Катя. — Не знаю я застольных песен! Не пела никогда их, не пришлось. Но я очень люблю петь песни на французском языке, вот!

У Димы вопросительно поползли вверх тонкие брови. Баба Люба прикрыла ладонью рот и недоверчиво покачала головой с аккуратно постриженными скобочкой, гладко зачесанными седыми волосами.

— Думаете, пыль в глаза пускаю? Нет! До колледжа я в гимназии училась. С углубленным изучением французского языка, рядом с домом. У мамы в ней студенческая подруга завучем работала, преподавала. Ну и позвала… Правда, говорит, французский сейчас не в почете, английский подавай! Но какой красивый язык, язык русской аристократии! Галина Геннадьевна — фанатка Франции, ее даже каким-то орденом наградили французским. Мы с ней дуэтом пели, но я и одна спою! Сейчас, минусовку найду, — Катя запорхала пальцем по экрану смартфона.

Она взволнованно встала, на лицо легла светлая задумчивость, брови сосредоточено сошлись у переносицы.

— Любимая моя песня! — объявила Катя и запела.

Грассирующий густой голос обволакивал. Голос тоскующего сердца. Комнату наполнила легкая дымка щемящей грусти. Хотелось плакать. Но не горькими слезами обиды и скорби, а светлыми слезами надежды. Мелодия то замирала, переходя на шепот, то с легкостью воспаряла. Наконец песня закончилась.

Никто не решался заговорить. Дима не сводил с Кати восхищенного взгляда. Баба Люба вздыхала и промокала наполненные жалостью и слезами глаза краешком платка.

— А о чем песня? О любви? — задумчиво покусывая губы, спросил Дима.

— Нет. Впрочем, о любви тоже! О любви дочери к отцу. Она не может рассказать ему о жизни и мечтах. Папы уже нет. И дочь тоскует. Название песни переводится с французского «Поговорить с отцом». — Катя печально взглянула на Диму: — Красивая песня, правда?

— Очень красивая, хотя и грустная.

Баба Люба вдруг поднялась из-за стола:

— Пойду, чайник поставлю! Будем чай с тортом пить. Не пропадать же ему.

В окно комнаты густой синевой чарующе заглядывал летний вечер с рассыпанным конфетти ярко мерцающих звезд. Тонкий лимонный ломтик месяца обливал все вокруг тусклым уставшим светом.

— Дим, давай отнесем еду на кухню, наелись уже! — Катя бодро заметалась возле стола. — Чаю выпьем и спокойно поговорим. Просто так, а?

Дима глубоко вздохнул.

— Чаю попьем. А поговорить, — он понимающе взглянул на Катю, — в следующий раз. Сонечке пора в кровать. Да и баба Люба устала.

— Я давно ни с кем не общалась! С тех пор, как Сонечка родилась, — Катя сникла. — У подруг своя жизнь. В нее я как-то не вписалась. Да и отчим считал, что мое место возле ребенка, а не попрыгуньей-стрекозой с подружками зависать. По телефону лишний раз поговорить не одобрял!