Деревянные актёры

Полицейский волочил за шиворот метра в блестящем наряде. Подмастерья шли за ними гурьбой, громко ругая дядю Оскара. Он остановился у дверей.

– Постой! Где тот чертёнок, что мне дверь открывал? Он напал на меня и чуть не удушил. Подавай его сюда! Я ему покажу!

Вдруг огрызок яблока просвистел в воздухе и сочно шлепнулся в щеку полицейского. Потом градом полетели мотки бечевок, пуговицы, орехи, деревянные ложки – словом, вся дрянь, которую мальчики таскают в карманах. Чья-то рваная туфля плюхнулась в плечо полицейского и оставила на нём свой пыльный след… Это ребята, которых мы пустили даром, стали на мою защиту.

– Тьфу, бездельники! – выругался дядя Оскар, закрыл лицо рукавом и отступил за дверь, таща за собой метра. Мальчишки, улюлюкая и свистя, пустились за ним.

– Жозеф! – позвала меня мадемуазель Розали. Паскуале, бледный и огорченный, уже отвязывал канат. – Vite! Vite![3] – говорила мадемуазель Розали и швыряла в корзину канат, занавески, флажки и кубики.

Я взял корзину на плечо. Паскуале – мышиную клетку и обруч. Мадемуазель Розали завернула в платок рюмки, и мы пошли в гостиницу по узким улицам Регенсбурга.

Мадемуазель Розали накрыла стол к ужину, зажгла свечу и села к столу, подперев щеку рукой. Мы с Паскуале дремали у очага. Метр Миньяр вернулся в полночь.

– Пришлось-таки заплатить штраф этим канальям! – воскликнул он. – Завтра надо убираться отсюда, а пока давайте ужинать!

За поздним ужином мы все развеселились, вспоминая, как я затыкал рот дяде Оскару и как мальчишки обстреливали его всякой дрянью. Метр называл меня «mon brave garcon»[4] и благодарил за то, что я не пустил полицейского на сцену.

– Ходьба по канату – опасное искусство. Испуг или маленькое, совсем маленькое неверное движение – и канатоходец падает с каната, – говорил он.

– Метр Миньяр, – спросил я, – почему нас, артистов, так гоняют отовсюду? Разве мы делаем что-нибудь дурное, когда развлекаем людей?

– Мой мальчик, не забудь, кто нас гоняет, – ответил метр Миньяр. – Разве весёлые подмастерья не восхищались сегодня искусством мадемуазель Розали? Разве честные ребятишки не стали на твою защиту, Жозеф? Разве баварские ремесленники и крестьяне не любят всей душой остроумного метра Вальтера, про которого вы мне рассказывали? У нас множество друзей. Кто же наши враги? Посчитай, Жозеф.

Метр Миньяр загибал пальцы на левой руке и говорил:

– Священники – раз, полицейские – два, сельские сторожа – три, бургомистры – четыре, аристократы – пять. Пять загнутых пальцев образуют кулак. Этот кулак – правительство. Этот кулак нас бьет. За что он нас бьет? За то, что мы – свободные люди. Сегодня – здесь, завтра – там. Мы не копим богатств. Чины нам не нужны. Любовь народа – лучшая нам награда, Мы веселим народ, и народ смеется вместе с нами над великопостной рожей священника, над глупостью полицейского, над чванством аристократа. О, правительству не нравится, когда народ смеется! Кто смеется, тот уже не боится, а правительству нужно, чтобы его боялись. Правительству нужно, чтобы народ безропотно терпел нужду, голод, непосильную работу, пока во дворцах аристократов царят обжорство, роскошь и безделье. Но скоро всё будет иначе. Во Франции народ уже теряет терпенье. Простые люди отказываются быть рабами господ дворян. Народ восстанет. Он уничтожит старое правительство. Он устроит новую, счастливую жизнь. Все люди станут свободными гражданами, и нас, артистов, никто не будет притеснять!

Глаза метра сверкали, голос его звенел. Мы затаив дыхание слушали речи метра. Я начал рассказывать ему про священника, который сломал наши ширмы, про приключения в замке Гогенау, про судью, который судил меня за пропажу брошки… Метр с интересом слушал меня, попыхивая трубочкой. Он одобрительно кивал головой, вставлял свои замечания. Мы просидели бы за разговорами до утра, если бы хозяин гостиницы не просунул к нам в дверь заспанную голову в ночном колпаке и не проворчал:

– Долго вы будете полуночничать? Добрые христиане все спят, а вы знай себе языки чешете – чертей тешите! – И он исчез.

На нас напал смех. Паскуале чуть не свалился под стол от хохота, я поперхнулся, мадемуазель Розали спрятала голову в подушки. Метр Миньяр, смеясь глазами, взял свечу со стола и сказал:

– Ну, пора спать. Поговорим завтра.

МАЛЕНЬКАЯ РОЗАЛИ

Гектор, потряхивая ушами, увозил от нас театр мейстера Вальтера всё дальше и дальше по саксонским дорогам. Нам было его не догнать. Я не знал, куда идти, где разыскивать мою сестру. Когда метр Миньяр предложил нам работать вместе с ним, мы с радостью согласились.