Деревянные актёры

На листке была нарисована длинноносая дама с гордо закинутой головой в большом парике. Под картинкой стояла подпись: «Австрийская пантера»[5], а на обороте было напечатано:

Коварство, злобу и порокЛелеет в сердце королева.Пора! Тиранам даст урокНарод, трепещущий от гнева.Пора! Дворяне и попы,Глупец-король, министр без чести

Узнает бешенство толпыИ торжество народной мести.Трепещите, тираны!Ваше царство кончается!

Метр прочел эти стихи вполголоса. У меня по спине пробежали мурашки.

– Этот листок тайно напечатали друзья народа, – сказал метр. – Я не скрою от вас, мальчики, что идти с нашим театром в Париж – дело опасное. Королевская полиция охотится за всеми, кто хочет свободы. Если у нас найдут куклу Марии-Антуанетты, нас всех могут вздёрнуть на виселицу. Но война – это война. Мы идём воевать против королевы, против министров, против дворян… Хотите – идите с нами, хотите – возвращайтесь на родину, я дам вам денег на дорогу.

На миг передо мною мелькнули залитые солнцем дороги Италии, оливы, кипарисы и синее-синее небо… Но я знал, что пойду с метром. Всё, что я видел прежде: священник, разломавший наши ширмы, замок Гогенау, судья, который приговорил меня к тюрьме из-за брошки госпожи бургомистерши, – всё стало мне понятно по-новому с тех пор, как я встретился с метром. Я тоже хотел бороться за то, чтобы все люди были равны и свободны.

– Мы пойдём с вами, метр! – крикнул Паскуале, сдвинув свои светлые брови.

Метр просиял.

Я принялся вырезывать головку Марии-Антуанетты, поглядывая на картинку.

ОНИ ВСЁ ЗАБРАЛИ

Метр купил рыжую лошадку с белой отметиной на лбу, Он назвал её Брут-тираноубийца в честь древнего героя. Мы погрузили в новенькую одноколку наши ширмы, доски, козлы для тропы, клетку с мышами и двинулись в путь по лесистой равнине Эльзаса.

Весеннее половодье затопило луга. Солнце сверкало на поверхности лесных озер. Нежно-зелёные кустарники поднимали из воды свои ветки. На размытых дорогах мы встречали усталых путников. Их тощие лошадёнки везли убогий скарб. Это были беглецы от голода. Голод свирепствовал по ту сторону Вогезов. По ночам вдалеке вставали зарева.

* * *

– Прибавим шагу, ребята! Кажется, деревня близко! – сказал метр, бодро стуча своей деревяшкой по каменистой дороге.

Мы были среди Вогезов. Их округлые вершины, поросшие буковым лесом, казались ржавыми в лучах заходящего солнца. В долинах стояла синеватая мгла. Я причмокнул губами, подгоняя Брута. На оранжевом закатном небе перед нами чернели хижины деревушки.

Ни одна собака не залаяла при нашем приближении. Кривые, подслеповатые хижины молчаливо сутулились по краю улицы. Казалось, в деревне не было ни души.

– О-ля-ля! – крикнул метр. Есть тут кто-нибудь? Отзовись!

Эхо отозвалось в горах. Стая ворон, хлопая крыльями, взметнулась из-под забора. Мадемуазель Розали вздрогнула. Мне стало жутко.

Под забором щерила жёлтые зубы голова дохлой лошади. Темнели впадины её выклеванных глаз. Сквозь клочья шкуры и почерневшего мяса виднелись ребра. Ноги, как деревянные, торчали над раздутым брюхом. Брут захрипел, закусил поводья и попятился. Я взял его под уздцы, но он рванул головой вверх и чуть не сбил меня с ног. Одноколка накренилась, грозя вывернуть в канаву наши пожитки.

– Нечего делать, Жозеф, едем задами. Эх, сразу видно, что Брут на войне не бывал! – сказал метр.

Мы свернули на тропинку между хижин, чтобы объехать лошадиный труп.

– Метр, тут кто-то есть, – сказал Паскуале.

Над мшистой крышей одной землянки поднимался дымок. Метр заглянул в чёрную дыру, заменявшую окошко. Оттуда раздалось какое-то бормотанье.

– Эй-эй, зачем ты тушишь огонь, матушка? – закричал метр.

На земляном полу хижины тлели угли. Страшное существо в грязных лохмотьях металось над ними, затаптывая огонь. Из опрокинутого котелка на угли шипя выливалась вода.

– Гляди, гляди, ты котелок опрокинула! – снова крикнул метр.

Женщина в лохмотьях схватила котелок костлявой рукой и прижала его к груди, словно защищая от нас. Из-под свалявшихся косм дико сверкали её глаза.

– Не отбирай… не отбирай… – бормотала она. – Это моей дочурке… не отбирай, ты всё равно не будешь есть… это только мясо дохлой лошади… Ааа! – вдруг завыла она по-звериному, увидев, что метр переступил порог землянки. Она упала на пол, прикрыла грудью котелок и растопырила руки, готовая вцепиться в того, кто подойдёт.

– Не отдам! – хрипела она. – Изверги! Всё отобрали, всё! Мы один мох едим… Неделю огня не разводили… Я не отдам.

– Не бойся, матушка, мы ничего не отберём, – ласково сказал метр, – мы тебя накормим. Жозеф, Паскуале, тащите сюда наши сумки!