Деревянные пятачки

— Марфа сказывала, а мне откуда знать, — сердито ответил Сенькин. — Да ты не о том говори, парень. Вот как я жив остался! Я ведь пошел к ним. Насчет гроба. Подхалтурю, думаю. Вхожу в дом. На кухне пусто. Позвал. Молчание. Тогда я заглянул в горницу. Лежит он на постели. Вытянувши. Думаю, дай сыму мерку. Подхожу, вынаю складной метр. И вдруг он открывает глаза и подымается. Веришь ли, у меня враз ноги отнялись. До сей поры ровно ватные. Вот где страсть-то смертная! Главное, молчит, смотрит и подымается. Как выбрался, не помню.

Малов вздохнул и... выпрямился. К нему шел бригадир.

1975

За кефалью

Степан Лагутин вышел из дому еще затемно и скорей-скорей к берегу, так, чтобы до рассвета забросить донки. Что-то предсказывало — даже под ложечкой посасывало, — что в этот день кефаль наконец-то осядет на дно, и тогда только успевай вытаскивать. Будет клев, будет! И Степан Лагутин, еще не так чтобы старый, но все же довольно поизрасходованный жизнью, спотыкаясь о крупные камни, плохо различимые в предутренней мгле, скользя по жидкой гальке, торопко бежал к морю, на свое заповедное место, которое облюбовал лет тридцать назад, как вышел из госпиталя и поселился на берегу моря в небольшом абхазском поселке.

Место было примечательно тем, что там протекала речушка, еле приметная в сушь и бурно набухавшая в ливень. Тогда она шла широким скачущим потоком, неся в себе всякий сор — щепу, ветви, размывы желтой глины, — и все это сбрасывала в море с разным придонным кормом, приманивая кефаль. И кефаль приходила, металась на дне, выбирая лучшее и натыкаясь на донки, подброшенные Степаном, всасывала вязкий корм, не замечая заделанных крючков. А потом билась, стараясь избавиться от них, уходила в сторону, но где там! Степан привычными движениями быстро перебирал жилку, выкладывая ее возле ног кругами, и последним ловким рывком выбрасывал рыбу на берег, подальше от снасти, чтобы не перепутала, и уже там освобождал ее от заглоченных крючков. Но это когда кефаль ходит у дна, а не шныряет, как теперь, выставив поверх воды плоскую голову. Кто не знает, подумает — лягухи плавают с темными головками, с белой грудкой. Плещется красивая рыба, хватает разную мошкару, то вблизи берега, то подальше, плотными стаями ходит, разжигая азарт, и не опускается на дно, хоть дни и ночи сиди со своей вязкой наживкой. Но ничего-ничего, должен быть клев. Нынче что-то должно произойти...

Степан Лагутин привычно воткнул гибкие тростинки в намытую гальку, размотал жилку, вдавил в приманку крючки, так, чтобы рыба не почувствовала, не накололась, и, раскрутив на жилке тяжелый груз, забросил снасть в воду.

В этот день Черное море было спокойно, хотя и шумело, слабо наваливаясь на берег, перекатывая по всему побережью гладкую, будто обсосанную гальку. Порой шум был похож на громкое дыхание спящего человека, порой на шуршащий выход из трубы сухого пара, но Степан этого шума не замечал. Заметил, если бы море вдруг замолчало.

Бросив донки и насторожив жилки на кончики тростинок, Степан Лагутин закурил и поглядел вдаль. Туда, где еще с вечера слабо погромыхивало и время от времени всплескивались, как зарницы, тусклые отблески молний. Там, далеко в море, шла гроза, но так далеко, что туча была не темная, а только чуть поплотнее, чем все предутреннее небо в серой мгле. Она, пожалуй, там вся и выльется, так что о ней и думать не стоит. Оглянувшись назад, Степан увидел над одной из вершин близких гор светлеющее небо и удовлетворенно вздохнул, — успел до восхода, теперь надо только терпеливо ждать. Обычно кефалька берет на восходе, когда вода чуть посветлеет...

Пусто было на берегу. Ни одной рыбацкой души. Это потому, что многие охотятся за ставридкой, ловят ее в море с лодок на «самодур». Оно неплохо бы и ему половить, но как-то уж так получилось, что не сладилось у него с морем — несколько раз заставала буря, еле выбирался и решил больше судьбу не испытывать. Зато на берегу не было усерднее рыбака, чем он, — чуть ли не каждый день торчал у воды.

Докурив, Степан потрогал каждую жилку в слабой надежде — не дергает ли, но нет, все пять жилок были тихи. Тогда, чтобы зря не вставать и не подходить для проверки, подвесил к каждой жилке легонькие кусочки белого пенопласта. Дело не хитрое, а сразу покажет поклевку — начнет прыгать на жилке и тогда только успевай выматывать. Бывает, что зараз на нескольких удочках отплясывает пенопласт, не знаешь, какую в первый черед и тянуть.

Не клевало.