Он показал ей альбом. В наброске доктора действительно узнавалась усадьба, но рисунок был слишком грубым и схематичным, без теней и деталей. Внешний вид усадьбы был передан довольно точно, но ее красота осталась за скобками.
— Понятно, — вежливо отозвалась Нина, хотя понятно ей было лишь то, что доктор Виленский вовсе не художник и мог бы провести утро с большей пользой, читая какую-нибудь книгу.
Примерно через час, выглянув из двери кухни, Нина увидела, как садовник и один из мальчишек с конюшни под руководством доктора вбивают в землю колышки и натягивают между ними веревки. Озадаченная, Нина пошла в столовую, где Дарья чистила столовое серебро.
— Дарья, ты не знаешь, чем это занимается доктор Виленский? — спросила она.
Экономка шумно дохнула на гравированный заварочный чайник.
— Обмеряет дом.
— Но зачем?
Дарья подняла глаза, и Нина вдруг заметила, как постарела она за последний год.
— Остальное пусть тебе скажет Андрей Андреевич, — медленно произнесла Дарья. — Ты уже не ребенок, и он должен рассказывать тебе о своих планах. Очень плохо, что он этого не делает.
Дарью очень огорчало, что ушли горничные и что Нине не ищут новую гувернантку, — это ни для кого не было секретом. Но ее недовольство проявлялось лишь в том, как она топала, выходя из комнаты, как передергивала полными плечами; но чтобы она вслух осуждала папу — такого Нина еще не слышала. Ей стало не по себе.
— И какие же у него планы, Дарья Федоровна?
Та поставила серебряный чайник рядом с молочником и спокойно сказала:
— Больницу устроить. Твой отец считает, что в смерти твоей матери виноваты русские лекарства. Он хотел переустроить городскую больницу, да тамошние врачи заартачились, вот он и решил испытать свои идеи тут. Он собирается превратить усадьбу в больницу.
Но не может же их усадьба стать больницей — ведь здесь они живут, здесь их дом! Конечно же, доктор Виленский понял это, как только закончил свои замеры; понял, что это невозможно…
Медсестры, госпожа Кульман и Лейла (или госпожа Чижова, как ее представили), прибыли в маленькой повозке, за которой ехала телега, нагруженная сундуками и деревянными ящиками. Прошел почти месяц с того дня, как доктор Виленский делал свой набросок, и за это время случилось многое. На лужайке, где стояли столы в день злосчастной Катиной помолвки, устроили огород, несколько восхитительных сиреней срубили, а фундамент веранды со стороны Северного поля укрепили. Поначалу Нина слышала обо всех этих переменах лишь с чужих слов, не имея возможности увидеть все собственными глазами: она сильно застудила горло и две недели пролежала в постели.
На исходе второй недели Дарья позволила Нине выходить из дома, но она все еще хрипела и быстро уставала, поэтому по утрам читала в оранжерее, сидя в плетеном кресле, закутанная в одеяла. К креслу придвинули раскладной столик, и ближе к середине дня Дарья приносила поднос с какао или кофе, миской сушеных фиников и ломтиком хлеба с медом. В оранжерее было тепло и влажно — самое подходящее место для слабых легких, — и к тому же тихо.
— Этот шум… — ворчала Дарья, ставя поднос. — Долбят целый день! А пыли сколько!.. Пришлось зачехлить всю мебель.
Однажды утром она пришла с потемневшим от гнева лицом.
— Ее больше нет, — отрывисто сказала она. — Фрески на веранде.
Нина подняла глаза:
— Что ты такое говоришь?!
— Сама посмотри.
Нина медленным шагом направилась к дому и прошла вдоль задней веранды. И правда, поблекшая фреска с пальмой исчезла. Нина провела пальцем по свежей штукатурке — по тому месту, где была пальма. Тут сиживала мама и рассказывала им сказки о странных обитателях удивительного сада; а папа говорил, что, когда он был маленьким, приезжие из других краев останавливались в своих экипажах у ворот и посылали в усадьбу слугу, чтобы попросить разрешения въехать и посмотреть знаменитую фреску…
Позади Нины кто-то закашлял, и, резко развернувшись, она увидела двух рабочих, несущих тяжелый брус.
— Зачем замазали фреску? — спросила она.
Они переглянулись, потом тот, что был постарше, ответил:
— Для строительных работ, барышня. Вся веранда будет переделана. Доктор Виленский приказал.
В конце концов их дом и вправду превратили в больницу. За несколько недель из веранды сделали настоящую больничную палату на десять коек, с отдельной комнатой для медсестер на одном конце. Стену между спальней для гостей, где после маминой смерти ночевал папа, и швейной комнатой снесли, и в получившемся просторном помещении устроили операционную.