Дерево Джошуа. Группа ликвидации

— Ну что ж, неплохое начало, — сказала она весело, помогая мне собрать мою аппаратуру после отъезда лимузина. — Если погода продержится, завтра мы здесь все закончим. Потом мы потратим еще день на маленькие поселки в округе и отправимся в обратный путь вдоль железнодорожного полотна к Лулио. Там есть местечко под названием Стора Мальмбергет, что значит «Большая Рудная Гора» — не правда ли, чудесное название? И я хочу, чтобы вы сфотографировали доки в Лулио. Летом вся добытая руда отправляется через этот порт, а далее по Балтике сухогрузами, но когда море осенью замерзает, им приходится отправлять руду железной дорогой через горы в Нарвик. Нарвик весь год остается незамерзающим из-за Гольфстрима. Мы вернемся сюда и закончим всю работу, когда сделаем последние снимки приисковых разработок с этой стороны. Надеюсь, что погода будет нам благоприятствовать. Сегодня отличный денек, правда?

Говорила она с воодушевлением и энтузиазмом, точно только что пробудилась после сладкого сна. Она говорила так, словно эта статья была самым главным событием в ее жизни. Трудно было раскусить эту девчонку.

— Да, — согласился я, — день и в самом деле замечательный.

Мы стояли перед дверью моего номера. Я отпер замок и втащил аппаратуру в прихожую, а потом освободил Лу от ноши.

— Спасибо огромное за помощь. Не хотите чего-нибудь выпить?

Она покачала головой:

— Нет, благодарю. Позвольте дать совет — вам тоже не следует сейчас пить… Мы должны быть на ужине… — она посмотрела на часы, — через двадцать минут, и если вы имеете представление о том, что такое шведские званые ужины — а вы, как мне кажется, не в курсе, — то вам не стоит принимать что-либо для разогрева. Коктейли нам вряд ли предложат, но это, вероятно, единственный алкогольный напиток, который там будет в дефиците. Так что мужайтесь, приятель, и готовьтесь!

— Слушаю, мэм, — сказал я покорно и пошел наводить на себя лоск перед столь тяжким испытанием.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Это был большой старомодный дом в два этажа и, как можно было догадаться, с просторным чердаком — не какой-нибудь коттедж на ранчо или бунгало на двух уровнях, уж будьте уверены. Мы обменялись рукопожатием с хозяином и хозяйкой, с их маленькими сыном и дочкой, которая мило нам поклонилась и сделала реверанс, а также с гостем дома — пожарником. Его представили нам как «директора». Этим титулом также именовали и нашего хозяина — худощавого мужчину лет сорока с небольшим. В Швеции, как я уже успел понять, все носили какой-нибудь титул: допустим, если ваша фамилия Джонс и вы работаете сторожем на городской живодерне, то вас везде и всюду будут представлять как «главного собаколова города» Джонса. Женщины же, по большей части, избавлены от таких формальностей, поэтому Лу осталась миссис Тейлор, а я превратился в Журналиста Хельма.

— У нас в доме присутствует особа, которая мечтает с вами познакомиться, — сообщила мне хозяйка, худощавая седая женщина, с трудом изъяснявшаяся по-английски. — Гостья из Стокгольма. Она очень заинтересовалась, узнав, что мы принимаем джентльмена из Америки по фамилии Хелм. Ей кажется, что вы дальние родственники. А, вот и она!

Я оглянулся и увидел спускающуюся по лестнице молодую женщину в блестящем синем платье. Мне сразу подумалось, что она взяла поносить это платье у своей богатенькой тетушки. Платье отличалось великолепием и полнейшим отсутствием стиля, к тому же оно явно не соответствовало духу сегодняшнего вечера… Как я уже сказал, первое, что я заметил, так это безвкусное блестящее платье. Потом я увидел, что его обладательница необычайно красива.

Я не люблю бросаться этим словом. В моем лексиконе оно по смыслу никак не связано ни с большим бюстом, ни, как я их вижу, с сексапильными линиями задней части женского тела, ни даже с симпатичными мордашками. Голливуд, к примеру, изобилует женщинами, на которых вы можете взирать без неприязни и с которыми вы не откажетесь отправиться в постель. Они даже на фотографиях выходят очень эффектно. Но они не красивы; те же из них, кто обладает красотой, оскверняют ее, прилагая слишком много усилий к тому, чтобы ее подчеркнуть.

А ей не надо было прилагать никаких усилий. Она и не прилагала. Спускаясь по лестнице, она просто шла по ней, перешагивая со ступеньки на ступеньку. Она не наложила на свое лицо ничего, чтобы нельзя было заметить, не счг-тая тонкого слоя помады на губах, причем помада — ужасающе бледно-розового цвета, более подходящего для морга — ей совершенно не шла, но и это не портило общей картины. Она была красива — вот и все. Только взглянув на нее, вы могли бы оплакивать всех женщин мира, которые из кожи вон лезут, только чтобы выглядеть так — и все понапрасну.