Дерево и пень [СИ]

Все же Вика не удержалась — через час она стояла на площадке дома на Балтике и открывала дверь в квартиру своим ключом. Вошла, разулась и оказалась в тесной гостиной. Здесь ничего не изменилось с того момента как она ушла на работу в то роковое утро. Из комнаты вышла Елизавета. Ее брови взмыли вверх, когда она увидела Вику — подурневшую, с осунувшимся лицом и следами от порезов на запястьях — автографах двух попыток самоубийства.

— Что ты здесь делаешь? Ты сбежала из тюрьмы? — пошла в атаку Елизавета.

— Нет, — спокойно ответила Вика и села в кресло, — меня сегодня выпустили. С меня сняты все обвинения.

— И ты поехала сюда в то время, как твой муж умирает в больнице.

Вика решила сохранять холодность до конца:

— Я этого не знала. Очень сожалею. Странно, что вы не в больнице. Наверное хотите, чтобы он тоже умер один?

— Не понимаю что ты имеешь в виду, — отмахнулась свекровь, — у тебя очередной бред.

— Не совсем бред. Ты предпочла скрыться когда умирал твой внук…

— У меня никогда не было внука, — прошипела Елизавета, — все это плод твоей воспаленной фантазии.

— Странности то какие, — рассмеялась Вика, — а кого же я тогда рожала?

— Это лучше тебе знать, — закричала в ответ обезумевшая от спокойствия Вики свекровь, — что ты вообще здесь забыла — вали отсюда прочь, уличная девка!

Лицо Елизаветы дрожало от судорог:

— Какая прелесть, — Вика продолжала вести линию, которую ей рекомендовал Булюкин, — если я — уличная девка, — то ты — бесстыжая стерва, кичащаяся собственной персоной, хотя персона эта — пустая и порочная.

Свекровь бросилась на девушку с кулаками и завопила:

— Неблагодарная крыса, я тебя уничтожу.

Но Вика оттолкнула ее и сказала:

— А знаешь ли ты, что о всех твоих преступлениях уже всем и все известно. Ты попалась на подделке документов, твой арест — уже дело времени. Я успела рассказать всю правду о том, как ты пририсовала мне лишние годки и сдерживала меня обвинениями в совращении, хотя прекрасно знала, что не я совратила Сашу, а наоборот — он меня изнасиловал!

Вика была довольна произведенным эффектом — Елизавета повалилась на диван. Ее лицо перекосила гримаса ужаса, рот был приоткрыт, глаза синхронно моргали. Она тяжело дышала:

— Иуда… Сука! Ты испортила мне всю жизнь! — вскочила и отвесила Вике пощечину. В ответ была сбита с ног резким ударом кулаком в челюсть и снова упала на диван.

— Чихать я хотела на твою жизнь, — заорала на нее Вика, — ты меня оставила без жизни. У меня не было ничего, после того как твой сын меня изнасиловал! А ты что, он же твой Сашенька, он не мог изнасиловать — это все паскуда виновата. Так ведь? — разъяренная львица смотрела на поверженную пожилую женщину и упивалась превосходством.

Елизавета сидела на диване полностью раздавленная. Вика посмотрела на нее и ей стало жалко свекровь. Не умела девушка из себя строить злодейку, но показывать своей жалости она не собиралась и, не прощаясь, вышла. Она хотела повидать Александра, если он еще жив конечно.

Елизавета еще некоторое время сидела и смотрела в одну точку пересчитывая все варианты спасения из ситуации. Наконец, собравшись с мыслями, она медленно встала и подошла к комоду. Повернула ключ, запиравший ее ящик и выдвинула его. Сверху лежали несколько бумаг — это были настоящие документы Вики. Она взяла их и сказала:

— Надо было сразу их уничтожить.

Она подошла к журнальному столику и взяла с него зажигалку. Метрика вспыхнула поднимая густые клубки тонкого сизоватого дымка.

— Вот и все. Ты больше ничего не докажешь, — убеждала сама себя Елизавета. Она не хотела признавать, что загнана в угол. Безвыходных положений не бывает. Когда бумаги догорели Елизавета вернулась к комоду и достала из него другой предмет. Более черный и холодный.

Это был пистолет.

Тем временем Вика уже спустилась в метро и ехала к «Университету культуры» в больницу. Ту самую где умер ее сын и сейчас умирал муж. У нее не было к Саше ненависти — все что он делал было так или иначе связано с мамой. Даже изнасилование произошло потому, что Саша попросту хотел досадить любимой мамочке — никакого злого умысла. Просто маленькая детская месть. Этим Вика всегда проступок этот и оправдывала — он был глупый и не понимал что творит.

На полпути от «Лесопарковой» к «Левобережной» поезд ненадолго остановился. Через открытое окно вагона в поезд брызгала вода — похоже в обшивке тоннеля образовалась трещина, через которую просочились грунтовые воды. Вика на секунду задумалась о том — как это страшно — оказаться в таком тоннеле, полном воды — и не выплыть — не спастись. В горло попадает вода, которая все прибывает и прибывает. Предчувствие показалось ей невероятно зловещим и ужасным. Она будто за доли секунды пережила этот потоп. Она тонула в воде. От мыслей ее отвлекло продолжение движения поезда и о воде в метро в тот день она не вспоминала, до некоторого рокового часа икс.