Деррида

Деррида – не единственный, кто не оценил в полной мере эти события. Альтюссер, побуждавший многих своих студентов следовать курсу политического радикализма и маоизма, совершенно обескуражен происходящим: весну и часть лета он проводит в клинике. Робер Линар, основатель UJCml, начинает проходить курс лечебного сна, поскольку тоже страдает серьезными психическими проблемами. Что касается Соллерса, в мае 1968-го он встает на позиции коммунистической партии, которая в целом крайне враждебна к студенческому движению: судя по коллективным текстам, вышедшим в летнем номере Tel Quel, май 1968 года признается всего лишь эфемерным проявлением немарксистского, а потому даже «контрреволюционного» левачества.

Хотя последствия движения будут ощутимыми, уже с 30 мая оно идет на спад. Около миллиона манифестантов проходят маршем по Елисейским полям, чтобы поддержать генерала де Голля. Через несколько недель на выборах в законодательные органы он одерживает сокрушительную победу, 10 июля 1968 года премьер-министра Жоржа Помпиду благодарят за проделанную работу и заменяют Морисом Кув де Мюрвилем.

В это время семейство Деррида наконец находит возможность поселиться в совершенно новом доме, купленном в Рис-Оранжис, что в 20 километрах к юго-востоку от Парижа. В этом доме они проживут всю жизнь. Для Деррида удаление от столицы связано не только с экономическими нуждами. Квартире в Париже, который для него является синонимом перенаселенности и тесноты, он предпочитает дом с садом в загородном местечке, которое на самом деле не так уж далеко от города.

Начало лета он проводит в Ницце, без Маргерит и детей. После треволнений предыдущих месяцев эти дни кажутся ему очень позитивными, о чем он пишет Анри Бошо:

В тишине и безделье – великое возвращение, даже отступление: здесь Средиземное море моего детства, и в нем мое тело по-настоящему закаляется. К тому же это возвращение к матери. Я живу с родителями, чего не было с 12 лет… Я знаю, что вам понятен этот странный опыт…[493]

Деррида собирается написать книгу о Платоне. Пока же его занимают «Числа». Он по-прежнему крайне воодушевлен романом Соллерса и сожалеет, что прошло несколько месяцев, но он пока так и не смог завершить текст, который хочет ему посвятить: «Эта книга необычна, и я не чувствую в себе достаточно сил, чтобы стать с нею вровень, тем более в „статье“. „Диссеминация“ тем не менее продвигается, она уже слишком велика и, как я и предвидел, нужно будет решиться на ее публикацию в двух номерах „Critique“»[494].

Прочитав эту статью, почти такую же большую, как и художественное произведение, ставшее для нее основой, Соллерс в очередной раз благодарит Деррида, сколь бы смешным это ни казалось после такого подарка: «Я настаиваю по простой причине: вы позволите мне, если у меня хватит на это сил, продвинуться еще дальше во тьму. Вы оказываете мне действительно сумасшедшую и неожиданную помощь»[495]. Факты, однако, более двусмысленны. Дело в том, что этот момент чрезвычайной близости отмечает собой еще и утонченную форму соперничества между художественной литературой и комментарием к ней. Философ, смешивая почти до полной неразличимости свой собственный текст и текст Соллерса, создал у писателя ощущение «плотоядного осмоса»

[496]. Ответ не заставит себя ждать.

В начале августа Деррида приезжает к Маргерит и детям в Расса. Стремясь увидеться с Соллерсом и Кристевой в спокойной обстановке, после «всех потрясений и пауз», из-за которых они с весны не встречались, он пользуется этой небольшой побывкой в Шаранте, чтобы провести вместе с ними один день на острове Ре. Но вскоре после этой встречи еще одно событие снова испортит их отношения. 20 августа войска Варшавского договора вторгаются в Чехословакию, чтобы положить конец «Пражской весне». И если Арагон и Les Lettres françaises открыто выступают против советского вторжения, члены Tel Quel

занимают более жесткую позицию и высказываются скорее за него. Соллерс пишет об этом своему другу Жаку Анрику: «Не нужно на меня рассчитывать, если требуется разоружить, пусть даже на минуту, Красную армию (не говоря уже о болгарских танках, к которым я даже питаю порочную страсть). Меня просто бесят эти недобитки гуманизма с их грязными интересами»[497]. Однажды за обедом Поль Тевенен тоже выступает со «страстной речью, разоблачая чешских контрреволюционеров и вознося хвалу Советскому Союзу», из-за чего за столом воцаряется гробовое молчание[498]. Причина понятна: Маргерит Деррида, семья которой по материнской линии живет в Праге, смотрит на положение вещей, мягко говоря, иначе.