Деррида

Система, которую наиболее решительным образом в ее окончательном блеске сегодня представляет Деррида: сведение дискурсивных практик к текстуальным следам; отбрасывание производимых ими событий, чтобы остались только метки для чтения…

Я не буду говорить, что в подобной «текстуализации» дискурсивных практик кроется некая метафизика, точнее говоря, вполне определенная метафизика или ее завершение. Я пойду гораздо дальше: я скажу, что здесь видимым образом проявляет себя исторически вполне определенная «школярская» педагогика (petite pédagogie). Педагогика, которая наставляет ученика, что не существует ничего внешнего тексту, но что именно в нем, в его промежутках, его пробелах и его не-сказанном находится запас истока, что, следовательно, нет никакой необходимости идти куда-то в другое место, но что именно здесь высказывает себя «смысл бытия», – разумеется, вовсе не в самих словах, а в перечеркнутых словах-помарках, в образуемой ими решетке.

С другой стороны, эта педагогика наделяет голос учителей тем безграничным суверенитетом, который позволяет ей бесконечно пересказывать текст[618].

«Школярская педагогика» – выражение прилипнет. Для разоблачителей Деррида, какого бы направления они ни придерживались, критика Фуко стала настоящим даром небес (даже Джон Р.Серл не преминет на нее сослаться в последующей полемике, хотя эта весьма техничная дискуссия по поводу Декарта как нельзя более далека от его интересов). Деконструкция пугала, казалось, что она подрывает основания западной метафизики и всего западного мышления, и вот теперь она приравнена к самой что ни на есть школярской и отсталой традиции, словно бы герой диссеминации занимался сплошь пустяками.

Фуко отправляет новое издание «Истории безумия» своему бывшему ученику и другу. В посвящении он просит его «простить за этот слишком припозднившийся и частичный ответ»[619]. Через два года Фуко еще раз пройдется по работам Деррида в одном итальянском интервью, назвав его подход к истории философии «удручающим»[620]. Речь теперь идет уже не о том, чтобы спорить, а о том, чтобы раздавить врага, то есть о жесте, который сам Фуко, как он скажет в одном из своих последних интервью, ненавидел[621]

. Долгое время Фуко и Деррида не будут разговаривать и даже будут стараться не пересекаться. Эта ссора станет для Деррида одной из причин отстраниться от Critique.

После всех этих громких расставаний близкие отношения с Жаном-Люком Нанси и Филиппом Лаку-Лабартом приобретают еще большее значение. В один из первых вечеров, которые они проводят вместе в Рис-Оранжис, они много говорят об этом. Деррида хотел бы всеми силами помочь двум этим молодым философам, которых он все больше ценит. И хотя у него нет никакой власти в университетском мире, он заверяет их, что поддержит их в издательских делах, в частности в журнале Critique

и в издательстве Éditions de Minuit.

Также он неоднократно приглашает их выступить, как вдвоем, так и поодиночке, в Высшей нормальной школе по темам, которые они сами выберут. Нанси и Лаку-Лабарт предлагают семинар по Лакану, что очень воодушевляет Деррида. «После интервью в Promesse это могло показаться специально выбранной стратегией, – признает Жан-Люк Нанси. – Но у нас на самом деле было желание прочитать Лакана, сначала для самих себя, а потом для наших студентов в Страсбурге. Наша работа состояла в основном в подробном разборе „Инстанции буквы“, одного из главных „Текстов“. Постепенно было выявлено то, что там было взято от Гегеля, что от Батая и что от Хайдеггера»[622].