Читаем Держава. Том 3 полностью

чувствительные тычки локтями.

Переждав неуместный, по его мнению, смех, оратор, откашлявшись, продолжил:

– Директор в этот день депутацию не принял…

Юный Дришенко набрал воздух в лёгкие, дабы прокомментировать сие деяние директора, но кислород моментально был выдавлен стоящими по бокам товарищами.

Видя, что лик его покрылся небесной синевой, большевики ослабили давление на пролетариат.

– …Но 29 декабря Смирнов всё же принял делегацию и вот что написал по этому поводу в расклеенных по стенам мастерских объявлениях. Мне тут дали одно, – потряс листом и начал читать: «Вчера, 29 декабря, – это он тридцатого велел на заборах расклеить, – оторвался от чтения Гапон, – ко мне заявилась депутация из четырёх лиц, наименовавшими себя уполномоченными членами «Собрания», – оглядел внимательно слушающих его рабочих. – Цель свою депутация объяснила: обратить внимание на неправильные действия одного мастера нашего завода, которые выразились будто бы в неправильном увольнении четырёх рабочих. Мною было указано депутации, что я считаю её заявление малоуместным, и что разбор претензий рабочих должен, прежде всего, проводиться на самом заводе по заявлению самих рабочих, а не по заявлению учреждения, постороннего заводу».

– Это мы посторонние? – как-то ловко и незаметно набрав воздух, завопил Гераська.

– Дурень! – ткнул его на этот раз уже кулаком Северьянов. – Кричи по слогам: «Путиловцы!»

– Путиловцы! Путиловцы! – следом за Гераськой стало скандировать благородное собрание, весьма удивив этим инициатора и примирив с ударом кулака.

Он даже горделиво выпятил грудь, не решившись, однако, наполнить её воздухом.

– А теперь ори: «Стачка, стачка…» – велел Шотман.

Душа юного пролетария буревестником воспарила к потолку, когда весь зал подхватил его слова.

Гапон поднял руку, успокаивая собрание.

– Братья. Я с вами, – под гром аплодисментов произнёс он. – И выдвинем ряд дополнительных требований к администрации, – перекричал овации, не в силах уже их остановить. – А если в течение двух дней Смирнов требования не удовлетворит, то подключим к стачке другие заводы, – оглох от восторженных криков, топота и свиста.

– Товарищи, – возник рядом с Гапоном Рутенберг. – Завтра на работу выходим, но за станки не встаём… А собираемся у конторы и вызываем директора, требуя принять уволенных рабочих и выгнать Тетявкина.

Под скандирование: «Выгнать! Выгнать!» – толпа начала расходиться.


В 8 часов утра не работала только столярная мастерская.

– Стачка, стачка, – расстроено съязвил пролезший через дыру в заборе Шотман. – Поорали, потопали, водки потом попили и спать…

– Да на черта большинству сдался этот Тетявкин и четверо уволенных пьяниц? – надвинул на глаза козырёк фуражки Северьянов. – Шапку надо купить, а то уши уже отвалились, – попрыгал и растёр лицо ладонями, покрутив затем уши.

– Чё, дядь Вась, за грехи себя наказываешь? – хохотнул подошедший к ним Гераська, обдав старших товарищей свежим запахом алкоголя.

– Господин Дришенко, – насупился Северьянов, – нынче все винные лавки в округе приказано не открывать, а от тебя так и шибает…

– … Квасом, – докончил его мысль Герасим. – Забродил, собака и скис, – вновь жизнерадостно хохотнул он, пружинисто попрыгав.

– Чего скачешь, как ёрш на сковородке? – пряча в углах рта усмешку, сурово оглядел молодого рабочего Шотман. – Помнишь Обуховский завод? – И, не слушая ответ, продолжил: – Набирай дружков, и выгоняйте из механических мастерских несознательный народ. Кочегаров и машинистов тоже в тычки. Кричи: «Всем идти к конторе».

Когда собралась толпа, скандирующая: «Смирнов! Смирнов!» – из здания администрации вышел недовольный директор.

– Ну чего разорались? – начал он. – Дело мною выяснено. Оказалось, что из четырёх рабочих: Сергунина, Субботина, Фёдорова и Уколова, последним двум расчёт совершенно не заявлен.., – оглядел притихших рабочих. – А что касается Сергунина… Так он уволен за вполне доказанную плохую работу в последние три месяца службы. А Субботин уволен не двадцать второго, как это говорили депутаты «Собрания», а назначен к расчёту лишь тридцатого декабря после прогула им свыше трёх дней подряд. Что касается мастера Тетявкина, то чувство справедливости не позволяет мне налагать на него кару. Ребята, – оглядел собравшихся. – Идите работать. Хотя дисциплина в цехах никуда не годится, обязуюсь никого не увольнять за забастовку, – построжал глазами. – Иначе вынужден буду согласно пункту 1 ст. 105 Устава о промышленности приступить к расчёту всех не вышедших.

– Господин директор, вы нас не пугайте, – выбрался из толпы Рутенберг и выставил перед собой крупно исписанный лист, словно пытался отгородиться им от начальства.

– Смотри-ка, и эсеры подсуетились, – удивился едва ли не больше директора Шотман.

– А вон и Муев через очки таращится, – кивнул головой Северьянов.

– Каждой твари по паре, – пришёл к выводу неунывающий Дришенко.

– Ты это о ком? – сжали кулаки большевики.

– Об инженерах, – гыгыкнул Гераська.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде
Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

О работе советской контрразведки в блокадном Ленинграде написано немало, но повесть В. А. Ардаматского показывает совсем другую сторону ее деятельности — борьбу с вражеской агентурой, пятой колонной, завербованной абвером еще накануне войны. События, рассказанные автором знакомы ему не понаслышке — в годы войны он работал радиокорреспондентом в осажденном городе и был свидетелем блокады и схватки разведок. Произведения Ардаматского о контрразведке были высоко оценены профессионалами — он стал лауреатом премии КГБ в области литературы, был награжден золотой медалью имени Н. Кузнецова, а Рудольф Абель считал их очень правдивыми.В повести кадровый немецкий разведчик Михель Эрик Аксель, успешно действовавший против Испанской республики в 1936–1939 гг., вербует в Ленинграде советских граждан, которые после начала войны должны были стать основой для вражеской пятой колонны, однако работа гитлеровской агентуры была сорвана советской контрразведкой и бдительностью ленинградцев.В годы Великой Отечественной войны Василий Ардаматский вел дневники, а предлагаемая книга стала итогом всего того, что писатель увидел и пережил в те грозные дни в Ленинграде.

Василий Иванович Ардаматский

Проза о войне / Историческая литература / Документальное