Держись крепче

Чёрт, Лерка больше похожа на неё, чем на свою биологическую мать. Рита, конечно, такая же добрая и чуткая, как Рыжая, но не такая открытая, напористая и честная. В ней что-то сидит. То, что она сдерживает и прячет ото всех. Что-то тёмное, что ест её изнутри, заставляя выворачиваться наизнанку, чтобы быть лучше, чем она есть. Словно она совершила преступление и теперь пытается его искупить.

А Лера не способна на преступления. Она, как и моя мать, топит за справедливость, желает бороться с преступностью, готова лечь на рельсы, мчащегося по ним поезда, лишь бы докопаться до правды.

И она не хочет признавать, что во мне нет ничего хорошего, как долгое время моя мама не хотела признавать, что её муж то ещё дерьмо.

Чёрт, я реально повторяю его судьбу, а заодно вынуждаю Леру повторить судьбу своей матери! Как такое вообще могло произойти? Зачем? Что я должен понять? Что мне необходимо не допустить?

Залпом выпиваю холодную колу, чтобы она хотя бы на мгновение заморозила мои мозги, но она лишь дерёт горло и вырывается обратно затяжной отрыжкой.

– Могёшь! – хлопает меня по спине рука Кира, появившегося рядом. – Грыз пришёл, он говорил, что хочет с тобой пообщаться. Советую самому к нему подойти.

Парень разворачивается к стойке спиной, укладывает на неё локти и продолжает вальяжно:

– Но, наверное, позже. Сейчас его больше занимает рыженькая куколка. Чёрт, кажется, я впервые её тут вижу. Где он только находит таких милашек?

Я напрягся ещё на слове «рыженькая», и теперь резко оборачиваюсь ко входу. Сердце барабанит на всей скорости, нервы, как струны, натягивает тревога. Животный страх ест мозг, пока я не нахожу глазами Грыза и… Леру рядом с ним.

Твою ж мать!

Срываюсь с места и, не заботясь о других, расталкиваю народ на пути к этой невыносимой девчонке. Ну что за идиотка? Сказал же не появляться здесь!

Та злость, что грызла моё нутро на пляже из-за её упрямства, за секунду перерастает в ярость. Вот какого хрена она здесь забыла? Какого хрена делает в компании с Грызом?!

Впрочем, парень быстро теряет к ней интерес и идёт по направлению к парням, когда я ещё не успел до них добраться. Лера опасливо и с любопытством осматривается и наконец видит меня. Её взгляд на секунду вспыхивает огнём торжества, которое меня озадачивает, а затем она явно пугается моего настроя, который, я уверен, легко прочитать по моему лицу.

Я хватаю эту идиотку за плечо и тащу на выход, а, как только оглушительные басы заглушают тяжёлые ленты мягкого пластика в проходе, припираю ей к стене и рычу:

– Я говорил тебе, что не стоит здесь появляться?

Лера впивает в моё лицо возмущённый взгляд и восклицает:

– А я говорила, что не собираюсь тебя слушать!

Вот как? Настолько упрямая, что не понимает слов? Нужны действия? Будут тебе действия!

– Отлично! – хищно улыбаюсь я. – Раз тебя плохо воспитали, будем перевоспитывать. И обещаю, ты об этом пожалеешь, но урок мой запомнишь навсегда.

– Я… я тебя не боюсь! – дрожащим голосом заявляет она.

Склоняюсь к её лицу и кровожадно выдыхаю:

– Зря.

Лера замирает на мгновение, словно всерьёз обдумывает моё предупреждение, и когда я уже хочу её отпустить и реально преподать ей урок, она ловит мою руку и обвинительно шипит:

– Я всё знаю! Знаю, чем ты тут занимаешься!

Сначала я настораживаюсь, ведь за этой девчонкой не заржавеет действительно узнать всё, но затем соображаю, что она вовсе не всемогущая, и усмехаюсь:

– И чем же?

Она делает шаг ближе и снова шипит у моего лица:

– Ты и твои приятели избиваете людей за деньги! Это же проще, чем найти нормальную работу, верно? Я почти тебя возненавидела, но…

– Почти? – перебив её, сужаю я глаза. – Рыжая, с чего вдруг ты вообще испытываешь ко мне какие-то чувства? С чего вдруг, – напираю я на неё, вновь притесняя к стене, – тебя волнует, чем я или мои приятели занимаемся? Решила поиграть в спасительницу или что? Заделалась в стражи порядка? Кто ты такая, Лер, чтобы осуждать меня или выяснять что-то обо мне? Я тебе кто? Друг? Любовник? Нет, Рыжая, я тот самый едва знакомый парень, о котором ты ни хрена не знаешь, потому что так и должно быть.

Я видел, как каждое моё следующее слово делает ей больно, видел, но всё равно говорил. Я просто не понимал, как ещё донести то, что ей не стоит влезать в мою жизнь. Не стоит со мной связываться. И не стоит интересоваться моими делами. Всё это может плохо кончиться. Для неё самой.

– Ты… – выдыхает она на изломе голоса, а во взгляде стынут боль и неприятие.

Чёрт, до чего же она упрямая!

– Жестокий и бессердечный лжец, – кивнув, помогаю я ей. – Поэтому завязывай своё глупое и никому ненужное расследование и возвращайся в свой мир розовых слоников.

– Единорогов… – тихо и, возможно, неосознанно поправляет она меня. А затем смотрит так, что у меня сердце болезненно лупит по рёбрам: с верой в то, что я лучше, чем хочу казаться. Внутри что-то ломается. С треском и болью.

– Лера, твою мать… – выдыхаю я и, словно лишившись остатков сил, утыкаюсь лбом в её плечо. – Не надо. Умоляю.